Слепой. Проект «Ванга». Андрей Воронин

зачем вы говорите это вслух. Мне, журналисту, который того и гляди сделает ваши откровения достоянием широкой общественности.

      – Ну, и что в этом такого? Если у меня есть дар, мне удобнее его применять и развивать, чем ломать собственную натуру… или пользоваться этим даром исподтишка, ради собственной выгоды.

      – То есть играть на ипподроме, заранее зная, какая лошадь придет первой, или скупать выигрышные лотерейные билеты?

      – Например.

      – А вы это можете? – заинтересовался Максим.

      – Не знаю, не пробовал, – равнодушно ответил хозяин. – Как-то всё руки не доходили… Могу, наверное. Это ведь все равно что забивать микроскопом гвозди – кому это надо?

      – Это следует понимать так, что ваша практика приносит доход, несоизмеримый с какими-то выигрышами на скачках или в лотереях?

      – Я мог бы сказать, что это не твое дело, но шила в мешке не утаишь, – ответил Грабовский, с циничной полуулыбкой обведя рукой вокруг себя. – Да и к чему? Я не ворую, все мои доходы законны, как дыхание. А что они большие… Ну, вот взять тебя. Ты ведь тоже, прямо скажем, не голодаешь. А почему? А потому, что умеешь хорошо делать свое дело. Скажем, землю копать или двор мести умеют почти все, а вот найти интересный материал и грамотно его подать – на это далеко не каждый профессиональный журналист способен. Чем меньше людей умеют делать то, что делаешь ты, тем больше на тебя спрос, тем выше оплата. Хочешь зарабатывать столько, сколько я, – попробуй делать то же, что и я. Получится – я тебе первый поаплодирую, не получится – извини-подвинься.

      – От каждого по способностям, каждому по труду, – пробормотал Максим. – Основной принцип социализма в действии, да?

      – Представь себе. – Грабовский вольно откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Под темным пиджаком на нем была белая рубашка с распахнутым воротом, полосатый галстук с петлей на конце, как мертвая змея, свисал с подлокотника. – Между прочим, этот принцип всегда действовал, так что эти теоретики марксизма-ленинизма на самом деле не изобрели ничего нового. Выпить хочешь? – спросил он неожиданно.

      – Спасибо, я за рулем, – отказался Максим. – Да еще и на работе.

      При этом он демонстративно взглянул на часы, но хозяин этого, казалось, не заметил.

      – Ну какая это работа? – благодушно отмахнулся он, подаваясь вперед и наполняя граненую, антикварного вида стопку на коротенькой ножке из стоявшего на столе графина. – Вечер, два умных человека встретились, чтобы побеседовать и найти общий язык… Тут бы самое и выпить, а ты – работа, работа… Впрочем, как знаешь. Хочешь считать, что ты на работе, – считай на здоровье. А может, дело не в этом? Может, ты из этих… из идейных? Которые в доме врага не едят и не пьют? А? Может, я тебе враг?

      Максим насторожился. О Грабовском ходило множество более или менее фантастических слухов, и один из них гласил, что Борис Григорьевич умеет читать мысли. Нельзя сказать, чтобы Соколовский относил собеседника к числу своих врагов,