Слепой. Тайна Леонардо. Андрей Воронин

у него должны быть очень широкие. Так неужели он не мог набрать настоящую команду, а не этот… цирк Шапито?

      Федор Филиппович едва заметно усмехнулся.

      – Настоящая команда – палка о двух концах, – заметил он. – Работать с ними, конечно, легче и спокойнее, но вот потом, когда дело сделано… Тогда надо либо честно делить добычу, да при этом еще и смотреть в оба, чтобы твои подельники тебя не объегорили, либо мочить этих подельников – всех до единого. А это непросто, коль скоро речь идет о настоящих профи. Того и гляди, самому перо в бок воткнут. То ли дело, как ты выразился, цирк Шапито! С одной стороны, тоже вроде бы профессионалы с узкой специализацией, а с другой – телята, валенки, которых можно просто кинуть, оставив у разбитого корыта.

      – Резонно, – сказал Глеб. – Вот только Бек сюда никак не вписывается.

      – Почему же не вписывается? Возможно, он просто разыгрывает отведенную ему Котом роль агрессивного дурака и всеобщего посмешища. С одной стороны, команда сплачивается на почве общей неприязни к нему, а с другой – его постепенно перестают воспринимать всерьез, а это очень удобно на тот случай, если Кот решит все-таки избавиться от своих коллег.

      – Тогда Бек – великий артист. Вот уж действительно посмешище… Хотя, если кто-то и должен был стать всеобщим посмешищем, козлом отпущения, этаким клапаном для выпуска лишнего пара, так это не Бек, а Короткий…

      – Ну и как? – спросил Потапчук. – Похож Короткий на клоуна?

      – На кого угодно, только не на клоуна. Иногда, глядя на него, я забываю, какого он роста.

      – Вот-вот. Именно этого он всю жизнь и добивается, на это и вкалывает с младых ногтей – чтобы быть не хуже, а лучше людей с нормальными физическими данными. Чтобы при своем мизерном росточке поглядывать на окружающих сверху вниз. Этакий, знаешь ли, умный и ловкий Гулливер в стране тупых великанов.

      Глеб вынул из пачки сигарету и закурил.

      – Задача если не похвальная, – заметил он, – то, по крайней мере, вызывающая сочувствие. И что же, он с самого детства самоутверждается, хватая всех, кто выше его, за яйца?

      – До чего может дотянуться, за то и хватает, – проворчал Федор Филиппович. – Думаю, да, с самого детства, хотя так глубоко его биографию мы раскапывать не стали. И потом, он давно нашел иные способы самоутверждения. Тебе известно, что он профессиональный гимнаст, акробат?

      – Нет, – ответил Глеб, – неизвестно. Хотя его ловкость впечатляет. Обычно лилипуты даже двигаются иначе, как-то неуклюже, а этот весь как пружина. Гимнаст и акробат, да?

      – Да, причем без этих скидок, которые обычно делаются зрителями, идущими посмотреть на цирк лилипутов.

      – Отвратительное зрелище, – заметил Глеб. – Уроды глазеют на уродов, и непонятно, кто хуже – те, кто кривляется на сцене, или те, кто гогочет, показывая на них пальцем…

      – Разумеется, хуже те, кто глазеет, – сказал Потапчук. – Те, кто, как ты выразился, кривляется, делают это ради куска хлеба и потому, что на подобные зрелища