Счастье Кандида. Саша Кругосветов

о том, что крестьянка из соседней деревни родила от коммуниста чёрта.

      Все, что описывает Кругосветов, происходит на самом деле, только мы этого не замечаем, ибо «ленивы и нелюбопытны». Менты породнились с ворами, олигархи рехнулись окончательно, коммунизма не будет.

      Но «в России по-прежнему интересно жить», – утверждает Кругосветов.

      И он не одинок. Замечательные русские писатели Анатолий Гаврилов из Владимира, красноярец Эдуард Русаков, иркутянин Анатолий Байбородин, Денис Осокин из Казани да, пожалуй, и Саша Соколов (USA) – вот его компания.

      Идеология здесь не причем. Настоящий писатель холоден к любой идеологии. Это персонажи пусть сражаются, пытаясь исправить несправедливость, путем вырывания, например, сердца Данко, чтобы им осветить путь заблудшему человечеству, как это сочинил сентиментальный друг Ленина Максим Горький.

      «Мне нравится этим заниматься, – говорит Саша Кругосветов. – Не заставляю себя, тексты не вымучиваю».

      Он прав. Только так и можно остаться писателем в нашей стране, – думал я, читая «Кандида». А еще здесь, в этой книге, злобы нет, которой напитано, как кровью покойника, всё наше существование. «Да, это прелестная мирная жизнь, от которой мы совсем отвыкли». Цитата.

Евгений Попов23.07. 2019

      «Квартира» для Кента

      Теплая осень доживала последние дни, Кент решил перебраться в город.

      Облюбовал большой, просторный двор. Даже не двор, а широкий, озелененный проезд – машины могут въезжать с Кирочной, а выезжать через длинную арку на Кавалергардскую.

      Кент давно присмотрел этот дивный уголок – здесь есть несколько выделенных мест для мусорных бачков и пара уличных кранов, которые летом дворники используют для мытья тротуаров и полива растений. Так что для не особо взыскательных найдется пропитание, есть и в некотором роде гигиена. Распишитесь в получении – туалет и ванна в одном флаконе. Осталось немного – подыскать теплое место для ночлега.

      Рядом с аркой прилепился магазин канцелярки и сувениров с огромной витриной и с парадной дверью на Кавалергардскую – массивные дубовые рамы, тяжелые бронзовые ручки и перила с наворотами – все респектабельно и солидно. Еще впервые попав сюда, Кент заметил, что парадный вход вровень с тротуаром, а черный выход во двор – на пол-этажа выше; проезд через арку при этом – без всякого наклона. Что бы это могло значить, искривление пространства, что ли? Он теперь часто наблюдал такое – с тех пор как оказался на обочине новейшей истории. Жизнь его молодую поломали, искорежили – похоже на то, что и пространство вокруг него поехало от огорчения. Оно, пространство это, тоже, видимо, переживало за судьбу молодого и недооцененного обществом гражданина Российской Федерации.

      К черному входу магазина вела сваренная из труб лестница, под ней в приямке пряталась потайная дверь – волшебная дверца Буратино, не иначе, – из листового металла и с навесным замком. Раз дверь, значит, и помещение имеется. Специально для него приготовленный подвальчик.

      Летом Кент как бы невзначай забрел в магазин.