Цусимские хроники. На восток. Сергей Протасов

информировано о беспорядках в стране. И бумагу, подобную той, что получал наместник, также читали. Но все воспринимали это по-разному. Совсем не многие считали, что есть необходимость ускорять события. Конечно, мысль Куропаткина, что чем дальше мы пятимся, тем дальше японцам везти снабжение, а нам наоборот, уже была не актуальна, но побуждения везунчика-адмирала к началу движения вперед казались еще преждевременными.

      Аргументировали тем, что воевать на земле это не в море. Здесь брони нет, и чтобы от пуль да снарядов закрыться, сначала землицу руками копать нужно, а наступать ножками, в грязи, под дождем да снегом. А многого на себе не утащишь. У солдатика еды на пару дней да патронов горстка, а когда оно кончится, жди, пока подвезут. Дорог, считай, нет вовсе. Дождь прошел, так даже и пешком не пройти, не то что с возами. Войска из европейских округов идут со своими повозками. Там все тройки да четверки, а тут больше парных двуколок ничего и не применишь. Все остальные в здешней глине тонут. Все перетряхивать надо. А куда? Это еще и изыскать сначала… Готовиться надобно! Еще лучше готовиться!

      Подобные разговоры довольно быстро начали выводить Рожественского из себя, что проявилось в более резких выражениях. На это генералы ответили новыми потоками «аргументов», также начиная терять терпение. А когда в запале Зиновий Петрович упомянул «интендантов-миллионщиков», нашлись такие, что упрекнули и его в растратах и вредительстве, не забыв напомнить, что, вполне возможно, это именно с его делишками разбираться едет сюда Высочайшая комиссия. Может быть даже и прямо завтра и начнет, а сегодня нас на авантюру подбиваете! Война все спишет?!

      Неизвестно, чем бы это все закончилось, но вернувшийся Линевич, обнаружив, что совещание явно выкатилось из конструктивного русла, как старший из офицеров после наместника, предложил на этом закончить первый день и всем как следует выспаться. Тем более что за окном уже была глубокая ночь. Обсуждение дальнейших планов отложили на завтра, предполагая приступить к этому пораньше.

      Когда все разъехались, Рожественский имел короткий разговор с командующим Маньчжурской армией с глазу на глаз. Однако Линевич своего мнения не изменил и твердо был намерен наступать, только отразив попытку наступления японцев. На прямой вопрос, что он будет делать, если противник так и не решится атаковать, поскольку ему это сейчас не выгодно, не смог дать ясного ответа. На том и расстались.

      Но продолжить совещание с утра было не суждено. Еще за четыре часа до намеченного времени к Рожественскому явился заведующий жандармско-полицейским надзором Маньчжурской армии подполковник отдельного корпуса жандармов Шершов, сообщивший, что сегодня до полудня ожидается прибытие поезда с важными персонами из столицы. Это событие приказано не предавать широкой огласке, и после встречи прибывающих лиц немедленно доставить их в штаб и ввести в курс дел.

      Объяснить, кто и зачем приезжает, Шершов не мог, поскольку сам не был об этом информирован. В полученной