Главный полдень. Дом скитальцев. Александр Мирер

будет изменен, без сомнения…

      – Развезти эти… ну, коробки, по всем объектам?

      – Устанавливаю название: «посредник». План я предложу такой – отвезти «большой посредник» в центр города. Берешься?

      Шофер покачал головой. Поджал губы.

      – Риск чрезвычайный… Доложи, Угол три. Я – как прикажут…

      Степка снова толкнул меня. Я прижимался к земле всем телом, так что хвоя исколола мне подбородок.

      – Меня Федором зовут, – сказал гитарист. – Улица Восстания, пять, общежитие молокозавода. Киселев Федор Аристархович.

      Шофер ухмыльнулся и спросил было:

      – Аристархович? – Но вдруг крякнул и закончил другим голосом: – Прости меня. Эта проклятая… ну как ее… рекуперация?

      – Ассимиляция, – сказал гитарист. – Читать надо больше, пить меньше. Я докладываю. А ты поспи хоть десять минут.

      Они оба легли на землю. Шофер захрапел, присвистывая, а Федя-гитарист подложил ладони под затылок и тоже будто заснул. Его губы и горло попали в полосу солнечного света, и мы видели, что под ними шевелятся пятна теней. Он говорил что-то с закрытым ртом, неслышно; он был зеленый, как дед Павел, когда лежал в гробу. Я зажмурился и стал отползать, и так мы отползли довольно много, потом вскочили и дали деру.

      Далеко мы не убежали. У дороги, у голубого грузовика, спокойно светящего зеленым глазком, остановились и прислушались. Погони не было. Почему-то мы оба стали чесаться – хвоя налезла под рубашки или просто так – в общем, мы боялись чесаться на открытом месте и спрятались. Рядом с машиной, за можжевельником. Эта часть лесопарка была как будто нарочно приспособлена для всяких казаков-разбойников: везде либо елки, либо сосенки, можжевельник еще, а летом потрясающе высокая трава.

      – Дьявольщина! – сказал Степка. – Они видели нас… Ох как чешется.

      – Они – нас? И при нас всё говорили?

      – Ну да, – сказал Степка. – Они понарошку. Чем нас гнать, отвязываться, они решили мартышку валять. Дьявольщина!.. Чтобы мы испугались и удрали.

      – Хорошо придумано, – сказал я. – Чтобы мы удрали, а после всем растрезвонили, что шофер Жолнин – «Треугольник тринадцать». Тогда все будут знать, что он сумасшедший или шпион. Т-с-с!..

      Нет, показалось. Ни шагов, ни голосов. Через дорогу, у обочины, тихо стоял грузовик. Солнце взбиралось по колесу к надписи «таксомотор».

      – Да, зря удрали, выходит, – прошептал Степка.

      Зря? Меня передернуло как от холода. Все, что угодно, только не видеть, как один храпит, отвалив челюсть, а второй говорит с закрытым ртом!

      – Хорош следопыт! – фыркнул Степка. – Трясешься как щенок.

      – Ты сам удрал первый!

      – Ну, врешь. Я за тобой пополз. Да перестань трястись!

      Я перестал. Несколько минут мы думали, машинально почесываясь.

      – Пошли, – сказал Степка. – Пошли обратно.

      Я посмотрел на него. Не понимает он, что ли? Эти двое нас пришибут, если попадемся. А подкрадываться не видя противника – самое гиблое дело.

      – Они же шпионы, – сказал я. – Мы должны сообщить о них,