Зоя. Александра Пугачевская

title>

      Зоя лежала в постели. Постелью был старый диван, продавленный, истёртый, но Зоя его всё равно обожала. Он был приставлен к стене, на которой висел ковер с вышитыми оленями и деревьями, а с другой стороны стояла тумбочка. Тумбочка была невысокой, но отгораживала конец дивана как раз у изголовья. Это создавало уют, и Зое это нравилось. У неё был свой укромный уголок, защищавший её от мира.

      Наконец-то этот ужасный день закончился. Девочка начала перечислять все унижения, пережитые за день, и чуть не заплакала. Самое мерзкое было то, что Егор Власов опять вспомнил её прозвище и вопил, выпучив свои страшные глаза с красными прожилками: «Зоопарк! Зоя-зоопарк».

      Зоя ненавидела эту глупую дурацкую кличку. Ладно бы, если бы она была оригинальной или смешной. Но кличка казалась Зое просто тупой. Однако это не останавливало одноклассников от травли. Услышав зов Егора, словно стая своего вожака, они бросались и выкрикивали с неподдельным энтузиазмом: «Зоопарк! Зоопарк идёт». Зоя пыталась не обращать внимания, делать вид, что это не относилось к ней, но безуспешно.

      Зоопарком её звали с третьего класса. Теперь Зоя уже была в шестом, называвшемся в этом году седьмым благодаря школьной реформе, которая перевела образование из десятилетней системы в одиннадцатилетнюю. Вернувшись в 7«А» в сентябре, Зоя надеялась, что за лето её прозвище забудется. И вот на третий день учёбы Власов вспомнил про «Зоопарк». «Такая глупость, а прилипла, – думала Зоя. Теперь уж точно до конца года».

      Она уже несколько лет подряд умоляла маму о переводе в другую школу. Но Зоя училась в одной из самых престижных школ в Москве. Находилась их школа как раз около зоопарка, в центре города, и ходить туда было удобно. Школа была с углубленным изучением английского языка, элитная. Зоя учила английский язык со второго класса, и в свои двенадцать уже свободно читала и говорила по-английски.

      В прошлом году английский у них преподавала Елена Ивановна Никитина – молодая очень красивая женщина, которая даже побывала в Лондоне. Лондон Елена Ивановна вспоминала мечтательно. Она нежно рассказывала про «Биг-Бен» и Трафальгарскую площадь. Это экзотическое название Зоя полюбила за странный набор звуков. Зое Елена Ивановна очень нравилась до тех пор, пока однажды Елена Ивановна не позволила Власову бить Зою кулаком в живот. Бил Власов очень больно, но плакать Зоя не могла. От боли перехватывало дыхание. А красивая Елена Ивановна молча наблюдала. Это было во время большой перемены, и в классе больше никого не было. Потом то ли Власов устал, то ли ему наскучило, но бить Зою он перестал. Прошипел: «Зоопарк» и вышел из класса. Елена Ивановна так и осталась сидеть, а Зоя разревелась и убежала в туалет. Елена Ивановна ничего не сказала, не пыталась Зою утешить или наказать Власова. Она просто наблюдала. Этого девочка ей простить не могла. Это было даже хуже, чем если бы Елена Ивановна активно выбрала сторону Власова. О том, что Власов иногда её бьет, Зоя молчала и не рассказывала даже родителям. Если бы они об этом узнали, то обязательно прибежали бы в школу и устроили скандал. Особенно Зоя боялась реакции мамы. Мама её была всегда за правду и справедливость, но Зоя понимала, что никто в школе на их сторону не встанет. Мать Власова работала в ГУМе и регулярно приносила директору школы дефицитные сапоги, и даже классной руководительнице подарила духи «Диор». Об этом знала вся школа, и Власов пользовался особым статусом. Его негласно покрывали. Трогать Егора было нельзя. Зоя не хотела открытой войны и терпела, как могла.

      – Неужели ты хочешь мотаться на другой конец города только из-за какого-то Власова? – спрашивала мама. – У тебя ведь прекрасная школа, такие хорошие учителя. И учишься ты отлично.

      Это было правдой. Зоя училась отлично. И школа была замечательная и престижная. Если бы не Власов и его влияние в классе, она и не думала бы о переводе. Но он отравлял ей жизнь. Власов руководил целой шайкой подражателей. Его уважали главные девочки в классе: две Кати и Галя. Две Кати и Галя не дрались и не обзывались, но вели себя высокомерно и презрительно. И неизвестно, что было хуже.

      – Зоя – значит «жизнь», – говорила мама. – Иначе мы и не могли тебя назвать. Ты наша звёздочка, наша Зоечка. У тебя прекрасное греческое имя. И в детстве я обожала Зою Космодемьянскую.

      Про Зою Космодемьянскую Зоя знала – девушку повесили фашисты, она была героиней Великой Отечественной войны. В Зое её тёзка вызывала ужас, но она не хотела признаваться маме. Носить такое имя казалось опасным. Больше никаких великих Зой она не знала, только повешенную Космодемьянскую. Это угнетало. Да и вообще, имя было редким. Никого во дворе так не звали и во всей школе тоже. Зоя иногда мечтала, чтобы её тоже звали не так оригинально, а, например, Машей или Настей. «Тогда бы и дурацкого прозвища не было», – сожалела девочка.

      Две Кати и Галя были главными девочками класса. У всех троих родители ездили за границу и привозили дефицитные вещи. В прошлом году Катя Некрасова пришла в школу в джинсах. В варёнках в обтяжку, на которых был изображён Майкл Джексон. Это было невероятно красиво. Катю обступали и спрашивали, как ей