Признание в любви. Борис Гриненко

ить хороший кофе, сказать знакомым, по институту, девушкам, что они лучше всех.

      Но сегодня мне некогда, вызванные коллеги из других организаций, наверное, уже смотрят на часы. До встречи с городским начальством остаётся мало времени. Сидим у меня в кабинете, готовимся. Я всё-таки урвал от обсуждения пару минут и нашёл повод заглянуть к Ире, загладить вину, а её нет, в смысле Иры. Ухожу с гостями, встречаю её в коридоре, поздоровался, будто ничего не было. Вернулся только к обеду, зашёл ещё раз, опять её нет, в комнате сотрудники не понимают, что мне на этот раз понадобилось, выдумал какую-то ерунду. В институте появляюсь ненадолго, Иру не вижу, вызвать к себе в кабинет неэтично, её обязательно спросят – зачем. Не хочет она, чтобы подумали, будто начальник домогается, как некоторые выражались. Весь следующий день отсутствовал, понадобился вечером генеральному, забежал в конце работы, собираю документы к важной командировке. Не успеваю как обычно приготовить их вовремя, сколько себя ругаю, а толку нет, ничего не меняется. Хотя сейчас действительно было некогда.

      Заглядывает Адик, её завотделом.

      – Ты тут?

      – Я стал невидимкой?

      – Мы идём на фестивальный фильм. Есть билет – Ира отказалась.

      – Не до кино мне… а она что?

      – К ней бывший муж приходил, их вместе у института видели.

      Хлопнула дверь, затих вдали топот ног.

      Непрерывно звонит местный телефон, я задумался – не знаю ведь о ней толком ничего… а нужно? Отвечаю генеральному: «Сейчас буду» – и захожу к Ире. На столе рядом с книгой распечатка программы, но взгляд отрешённый. Она машинально теребит воротник кофточки, похоже, задумалась о совсем другом алгоритме, который не сходится, что бы ни делала.

      – Привет, – вижу книга лежит вверх ногами… перевёрнутая жизнь, – что-то случилось?

      Наверное, не ожидала меня:

      – Из загаданного – ничего.

      – Из незагаданного приходят одни неприятности.

      – Вот и жду.

      Слышу в каждом слове вопрос. Сажусь рядом.

      – Я пришёл.

      Нашёл, что ляпнуть. Явилась – неприятность, до этого мнившая себя удачей. Её рука застыла, взгляд от распечатки не поднимается, книгу она не поворачивает. Может они с мужем решили сойтись. Адик, кажется, говорил, что они в разводе не один год, но и тогда я всё равно – «приятность». Слышно, как у меня в кабинете надрывается телефон, дурацкая пауза затягивается.

      – Ирочка, – разрешаю себе впервые так обратиться, – в моей «программе» ошибки не ищи, её нет…К сожалению, вечером еду в Москву.

      Распахивается дверь, врывается секретарша: «Бегаю, бегаю, еле нашла, генеральный взбесился». Я поднимаюсь:

      – На несколько дней.

      Столица временем не балует, как и положено командированным, – некогда. Тем не менее почти с утра набираю Адика якобы сообщить, что всё идёт по плану, хотя никогда раньше по такому поводу не звонил. В действительности же готовлюсь услышать: «Ира увольняется» – не услышал. Здесь похолодало, впопыхах я даже не взял счастливую курточку. Мне предлагают замену – отказываюсь:

      – Ничто так не согревает, как надежда, – они, конечно, решили, что я о делах.

      Удивительно, но повезло, в Москве справился быстро, дальше нужно в Минск, по этим самым делам, и, совсем некстати, – в Гомель. Зовут, даже не упрашивают, а требуют, приятели ещё по Академгородку, они в Белоруссии недавно обосновались. Москвичи советуют: «Удобнее ночным поездом» – но это ещё один день, есть ли он у меня? По блату сняли чью-то бронь, и я уже в самолётике. Почему ласково? Во-первых, потому что лечу, а во-вторых – это маленький ТУ, под стать ему небольшие облачка. Набираем высоту, внизу разноцветными полями безупречно выложен орнамент, он окружает аккуратные посёлки, блестит под солнцем речка, на берегах приютился лес, красота. В командировке уйма совещаний, запланированных и непредусмотренных встреч, постоянно кто-нибудь опаздывает, кому-то нужно идти в другое место. Ругаешься (про себя), смотришь на часы, всегда стоишь перед выбором: куда лучше в данный момент бежать, чтобы всё успеть и не сломать свои и чужие планы.

      В самолёте успокаиваешься – от тебя уже ничего не зависит, даже выйти не можешь. Сижу у иллюминатора, можно расслабиться: ничего не делаю, в командировке, а отдыхаю. Двое, сидящих сзади, продолжают разговор, достают чекушку:

      – А долдонил «поездом, поездом».

      – Кто знал, что билеты заловим?

      – Не тормози, стюардесса нарисуется.

      Суёт мне стакан.

      – Присоединяйся. Выпьем за взлёт.

      – Спасибо. Мне нельзя… а пить нужно за посадку.

      Раньше не задумывался, наверное, причины не было, а сейчас вообразил, что летим к Богу глянуть хотя бы издали: красивее у него или нет. Вернусь, расскажу Ирочке, если дождётся.

      Только об этом подумал, как сразу стал чихать один мотор, а их всего два. Пассажиры переглянулись, но вроде ничего, продолжает