Дьявольщина. Александр Рожков

так мать захотела.

      Васька шел, опустив глаза в темный асфальт, поэтому сразу не заметил, как сбоку возникла фигура. Они одно время шли параллельно, пока фигура не толкнула его в плечо. Парень скосил глаза в сторону, произнес устало, но с металлом в голосе.

      – Тебе показалось мало? Хочешь еще, хлюпик?

      Севастопольский стоял перед ним, глядя из-под бровей. Стоял и молчал и это, почему-то начало злить хулигана.

      – Уйди с дороги, пока не сломал что-нибудь важное, – пригрозил он и даже толкнул в грудь юношу, но тот даже не пошевелился, а Хлопушкину показалось, что он попытался сдвинуть скалу.

      Это разозлило его еще сильнее.

      – Лучше сгинь, хлюпик – я за себя не ручаюсь, – и неожиданно ударил Илью в челюсть. Такой удар мало кто мог выдержать, но Севастопольский и мускулом не повел. Вместо этого он выпрямился, чуть приоткрыл рот и Хлопушкина окружил голос.

      Он шел не от юноши – отовсюду, словно бы он в нем растворился.

      – Тавр зол.

      – Кто? – не понял хулиган.

      В следующую секунду он испуганно отступил на шаг. На его глазах хлюпик стал… меняться. Растрепанные волосы осыпались на землю, оголив череп, который шел страшными буграми. Уши вытянулись вверх и заострились. Лицо пошло вширь, нос расплющился, губы исчезли, обнажив крупные зубы и длинные клыки. Костюм затрещал по швам и, не выдержав давления, разошелся, обнажая плоть.

      Однако и в темноте Хлопушкину удалось разглядеть, что кожа имеет синеватый оттенок. Он с ужасом глядел, как юноша превращается в нечто монстроподобное: ростом более двух метров, с длинными, почти до колен руками, увитыми выступающими жилами, как дерево лианами. На пальцах острые когти. Но Васька видел только глаза нового Ильи: с красной радужкой и непроницаемо черным зрачком.

      – Кто… т-ты? – хулиган нашел в себе силы прошептать.

      Монстр глухо зарычал.

      – Тавр.

      Хлопушкин отступил еще на шаг, выставив, словно защищаясь, руки.

      – Илюха, брат, ты же…

      Чудовище прервало его.

      – Тавр не брат.

      – Но ты же…

      Договорить Хлопушкин не успел. Он и понять ничего не успел, как был брошен сильным ударом на землю. В грудь будто тараном попали: дыхание перехватило и, кажется, несколько ребер повреждено. Васька пытался подняться, но, подскочивший монстр, придавил его ногой, заставляя распластаться на скошенной траве.

      Но тут же он был вздернут вверх, монстр держал его над головой.

      – Тавр! – зарычало чудовище, некогда бывшее Севастопольским.

      Хлопушкин только и успел, что пискнуть, как Тавр свел руки вместе, ломая хрупкий человеческий позвоночник. На землю упало уже мертвое, неестественно сложенное тело.

      Илье было плохо, настолько, что на секунду возникла мысль, что лучше умереть, чем терпеть раздирающую изнутри боль. Тело, сознание – все, что он когда-либо знал, протестовало против произошедшего.

      После