Разгадай меня (сборник). Тахира Мафи

на части.

      Я не отдаю себе отчета, что он назвал меня по имени, пока он дважды не повторяет его.

      – Что тебе от меня нужно? – спрашиваю я, поражаясь своему спокойному тону. – Ты без разрешения входишь ко мне, стоишь здесь и предъявляешь мне обвинения, в которые у меня нет времени вникать. Я исполняю твои распоряжения и приказы. Вечером мы выступаем, и мы найдем их логово. Ты сможешь разделаться с ними, когда тебе будет угодно.

      – А как же твоя девчонка? – интересуется он. – Твоя Джульетта?

      При упоминании ее имени я вздрагиваю. Пульс у меня так частит, что становится почти нитевидным.

      – Что ты почувствуешь, если я трижды прострелю ей голову? – Он пристально смотрит мне прямо в глаза. – Разочарование, поскольку ты лишился любимого проекта? Или скорбь, потому что ты потерял любимую?

      Время словно замедляется, окутывая меня вязкой пеленой.

      – Будет печально, – отвечаю я, стараясь не обращать внимания на дрожь, от которой у меня подгибаются колени, – потерять то, на что я потратил так много времени.

      Он улыбается.

      – Приятно слышать, что ты трезво смотришь на вещи, – одобрительно кивает он. – И любому проекту, в конце концов, легко отыскать замену. Я уверен, что мы найдем более практичное и рациональное применение твоему времени.

      Я медленно закрываю и открываю глаза. Одну половину груди словно судорогой свело.

      – Разумеется, – слышу я свой голос.

      – Я знал, что ты меня поймешь. – Он хлопает меня по раненому плечу, отчего у меня чуть не подгибаются колени. – Ты прекрасно поработал, сынок. Однако она отняла у нас массу времени и ресурсов, а в результате оказалась совершенно бесполезной. Таким образом, мы избавимся сразу от нескольких неблагоприятных факторов. Отнесем ее к сопутствующим потерям.

      Он одаривает меня лучезарной улыбкой, прежде чем поворачивается и направляется к двери.

      Я прислоняюсь к стене.

      И медленно сползаю на пол.

      Глава 21

      Почаще сглатывай слезы, и начнет казаться, что в горле у тебя кислота.

      Как же ужасно, когда сидишь тихо, так тихо так тихо, потому что не хочешь, чтобы видели, как ты плачешь не хочешь плакать, но губы все дрожат, а слезы вот-вот брызнут из глаз пожалуйста-молю-тебя-пожалуйста-прости-меня-пожалуйста-сжалься, может, на этот раз все будет по-другому, но все всегда одно и то же. Не к кому бежать за утешением. Некому довериться.

      Зажги по мне свечу, шепчу я в пустоту.

      Кто-то.

      Кто-нибудь.

      Если ты есть.

      Скажи мне, что чувствуешь ее пламя.

      Пять дней патрулирования – и ровным счетом ничего. Каждый вечер я веду группу, мы идем по безмолвной, скованной зимним холодом местности. Мы ищем скрытые проходы, замаскированные люки – любые знаки того, что под ногами у нас другой мир.

      И каждую ночь возвращаемся на базу ни с чем.

      Безрезультатные рейды последних нескольких дней, их ни к чему не приводящая напряженность наваливаются на меня, притупляя мои чувства, и повергают