Разгадай меня (сборник). Тахира Мафи

ничего с собой поделать и снова тянусь к дневнику.

      Опять открываю его.

      Сошла ли я с ума?

      Случилось ли это?

      Как я об этом узнаю, и узнаю ли?

      Переговорное устройство вдруг издает пронзительный визг, так что я чуть не падаю со стула и хватаюсь за стену. Дрожь в руках не унимается, на лбу выступает испарина. Перевязанную руку нестерпимо жжет, а ноги делаются ватными. Мне приходится собрать в кулак всю свою волю, чтобы мой голос звучал обыденно, и нажимаю кнопку.

      – Что такое? – недовольно спрашиваю я.

      – Сэр, я хотел узнать, все ли у вас… то есть построение, сэр, если, конечно, я не перепутал время… Прошу простить, что побеспокоил…

      – Бога ради, Делалье, – отвечаю я как можно более спокойным голосом, – перестаньте наконец извиняться. Уже иду.

      – Слушаюсь, сэр, – говорит он. – Благодарю вас, сэр.

      Я отпускаю кнопку.

      Затем беру блокнот, сую его в карман и иду к двери.

      Глава 11

      Я стою на краю помоста, возвышающегося над плацем, и смотрю на тысячи лиц, глядящих на меня немигающими глазами. Это мои солдаты. Они стоят в шеренгах по одному, одетые в повседневную форму. Черные рубашки, черные брюки, черные ботинки.

      Без оружия.

      У каждого стиснутый кулак левой руки прижат к сердцу.

      Я делаю над собой усилие, чтобы взять себя в руки и сосредоточиться, но мои мысли упорно возвращаются к лежащему в кармане блокноту. Он жжет мне кожу и манит к себе своими тайнами.

      Я сам не свой.

      Мои мысли опутаны словами, которые мне не принадлежат. Я делаю резкий вдох, чтобы сбросить висящую перед глазами пелену, и сжимаю и разжимаю кулак.

      – Сектор 45! – обращаюсь я к застывшим солдатам, говоря прямо в сетку микрофона.

      Они одновременно делают резкое движение, опустив левую руку и прижав стиснутый кулак правой к груди.

      – Сегодня я решил уведомить вас о нескольких недавних событиях, – продолжаю я. – Результат одного из них вы все видите.

      Я показываю на свою раненую руку. Внимательно вглядываюсь в их слишком уж бесстрастные лица.

      Я вижу их подлые мысли как на ладони.

      Они считают меня кем-то вроде безумного ребенка. В них нет ни уважения ко мне, ни верности. Они огорчены тем, что я стою перед ними. Они испытывают злобу и даже отвращение, оттого что моя рана оказалась не смертельной.

      Но они смертельно боятся меня.

      И это все, что мне требуется.

      – Я был ранен, – объявляю я, – во время преследования двух перебежчиков. Рядовые Адам Кент и Кенджи Кисимото спланировали побег с целью похищения Джульетты Феррарс, недавно переведенной в Сектор 45 и представляющей для нас чрезвычайную ценность. Они обвиняются в незаконном захвате и удержании мисс Феррарс. Однако, что куда более важно, они признаны виновными в измене Оздоровлению. При обнаружении они будут немедленно уничтожены.

      Я еще раз убеждаюсь в том, что ужас – одно из наиболее ярко проявляющихся чувств. Даже на каменном лице солдата.

      – Во-вторых, –