Менеджер по чудесам. Марина Серова

в институт и встретил на проходной.

      Но Вячеслав Евгеньевич продолжил расспрашивать:

      – Какого цвета у нее глаза и волосы? Какую прическу носит? Я хочу знать.

      Олег Ефимович вздохнул. Догадавшись, что ему не слишком хочется меня описывать, я жестом дала ему понять, что как-нибудь справлюсь сама, он же может идти, а затем ответила:

      – Я высокая, хорошо сложена, стригусь коротко. Волосы цвета спелого каштана. Глаза, как мне говорят, вообще цвета неопределенного – постоянно меняются, в зависимости от настроения. Губы пухлые, нос маленький. Вот и весь портрет!

      Вячеслав вновь загадочно улыбнулся:

      – Действительно красивая. А у вас есть семья: муж, дети?

      – Нет.

      – И квартиры собственной, наверное, тоже нет, – как-то устало вздохнув, добавил мой собеседник.

      – Ну, пока еще нет, я живу с…

      – Что ж, я был почти уверен, что вы из отряда приматов, – полуутверждающе протянул одному ему понятную фразу Конышев, даже не дослушав меня.

      – А кто это? – глупо переспросила я.

      – Приматы? – удивился моей неграмотности клиент, и уголки его губ озорно приподнялись вверх в легкой усмешке. – Это, девочка моя, те, у кого в графе семейного положения написано «холост», иными словами, одиночки, живущие под одной крышей с матерью. Из самой формулировки возникает термин: «приматы», то есть люди, живущие при матери, в тепличных условиях, наполненных заботой и опекой.

      – В таком случае боюсь, что я все же не из их числа, – заметила я. – Я живу не с матерью, а с тетей Милой, и о тепличном образе жизни мне, при моей-то работе, остается только мечтать.

      Вячеслав рассмеялся:

      – Скорее всего, вы правы. И все же я чувствую, что вы одиноки, у вас нет рядом близкого человека, с которым вы могли бы поделиться самым сокровенным, на плече которого всплакнуть, если вдруг приведется. Одиночество – штука, конечно, хорошая, но убийственная. Поверьте мне, Евгения.

      Не стала спрашивать, откуда он узнал, что я действительно по природе своей волк-одиночка. Тем более что не раз слышала о том, что у людей, лишенных зрения, обычно обостряются остальные чувства: осязание, вкус, слух, наконец интуиция. Они порой чувствуют больше, чем мы видим.

      – Ну так что, Евгения Максимовна, – распорядился Конышев через минуту, – ведите меня.

      – Куда? – удивилась я.

      – В отдел квантовой криптографии. Второй этаж, кабинет сорок четыре, – объяснил Вячеслав.

      Я взяла его под руку, и мы двинулись по направлению к лифту. А так как идти молча было как-то неловко, я попросила:

      – Расскажите мне о себе.

      – А что рассказывать, моя жизнь куда беднее на события, чем ваша. Это вам постоянно приходится кидаться из огня да в полымя, кого-то спасать, защищать, оберегать. А моя сфера деятельности ограничивается всего лишь офисом и компьютером. Про таких, как я, говорят – чокнутые. Возможно, так оно и есть, хотя мне нравится моя работа.

      – А как вы к этому пришли? Как поняли, что хотите стать исследователем