Крокодилы мистера Пинки. Виктор Колюжняк

глаз пылает карим вожделением, другой – зеленой нежностью.

      – Подходит.

      Бэнкси забирает кепку у Норы. Отбрасывает в сторону. Проводит рукой по ее волосам, что-то поправляя. Холодными пальцами, испачканными в краске, прикасается к подбородку девушки. Поворачивает ей голову. Несильным тычком заставляет чуть расставить ноги. Наклоняется к уху:

      – Замри-у.

      Нора стоит не шелохнувшись.

      Она слышит шипение баллонов, неразборчивое ругательство, вновь шипение.

      Она чувствует дрожь мышц от неудобной позы, следы прикосновения к подбородку.

      Она ничего не видит, потому что слезы застилают глаза пеленой не хуже тумана.

      Нора Махоуни ждет расплаты, и это ожидание страшнее всего.

      А потом все внезапно заканчивается. Вообще все. Это длится мгновение, и вот сердце начинает новый отсчет, но уже нет ни боли, ни страха, ни брезгливости.

      – Можешь двигаться. Я взял, что хотел.

      Голос у Бэнкси скучающий. Медленно обернувшись, Нора видит, что стоит за его словами.

      Обнаженная девушка, прикованная к стене. Она плачет, отвернувшись от своих мучителей, а те, поднимаясь из глубин ада, тянут лапы, прикасаются длинными раздвоенными языками, капают слюной. Над девушкой висят часы – циферблат вписан в пятеренку. Стрелок, указывающих время, нет.

      Проходит несколько секунд, прежде чем Нора Махоуни понимает, что это всего лишь рисунок. Однако она по-прежнему чувствует, что ее вывернули наизнанку и заставили взглянуть на собственное нутро.

      – Ты сделаешь то, о чем я просила? Теперь сделаешь? – голос глухой и скрипучий, как у старухи.

      – Да. Тебе больше нечего мне предложи-ить.

      Нора Махоуни понимает, что это не вопрос. Она вымученно улыбается и делает шаг на красное пятно, которое тут же отдаляет ее от художника, но голос Бэнкси вновь настигает:

      – Зачем тебе это надо-у?!

      «Ты же знаешь, – думает Нора. – Ты же знаешь, урод. Ты все понял, так чего тебе еще от меня надо, разноцветная скотина?»

      – Я просто помечаю территорию! Я просто помечаю…

      Покачиваясь от усталости, она бредет домой. Чертежи не рассыпались, а кепка каким-то образом вновь оказалась в руке.

      Хочется плакать, но слез нет. Как и безысходности.

      Слепок Норы остался жить вечным напоминанием на стене какого-то дома, стоящего на Миддлсекс. От этого внутри стало намного легче, но в несколько раз противней.

      Нора Махоуни не знает, хуже это или лучше. Выбор сделан, и с этим нужно просто смириться.

      2. Валентайн

      – Прости, – сказала София на прощание.

      В эту короткую фразу она умудрилась втиснуть бездну смыслов. Оставшись в одиночестве, Блэк Валентайн, покачиваясь с пятки на носок, думал лишь об одном: «Опять…»

      Опять один. Опять без внятного объяснения. Опять с непониманием, где он допустил промах.

      Нет, Блэк, конечно, не усыпал Софию сотней подарков; не писал стихов и серенад; не приглашал ненароком на званный ужин с сильными