Клиент всегда прав. Марина Серова

женщину в строгом черном костюме, великолепно сидящем на ее точеной фигуре. Это была сама Эльвира Левицки. Да и что здесь удивительного? С ее дочерью случилось такое несчастье! Кому, как не матери, в первую очередь утешать свою дочь?

      – Добрый день, – вполголоса сказала я, чувствуя волнение, – я та самая Татьяна Иванова, что так настойчиво добивалась свидания с вашей дочерью.

      Мадам Левицки смерила меня снисходительным взглядом и кивнула, уступая мне дорогу.

      – Дочь в ванной, – произнесла она немного в нос, – вам придется подождать.

      Держалась она замечательно, с патрицианской холодностью, не исключающей определенной любезности. Заученно-скупая улыбка растягивала ее сочные, накрашенные темно-красной помадой губы. Цвет помады еще больше оттенял белизну ее лица.

      Следуя за этой несловоохотливой леди, я вошла в просторную гостиную, прямыми контурами кресел и отсутствием каких бы то ни было намеков на уют напоминающую заново отремонтированный офис. Светло-серый ковер, застилавший весь пол, казался невозможно чистым, прямо-таки стерильным. Овальная стеклянная столешница журнального столика, впрочем, была оживлена керамической вазой. В вазе пристойно грустили желтые хризантемы. Кроме того, на столе возвышалась изящная черная статуэтка.

      Внимая приглашающему жесту госпожи Левицки, я села в белое кожаное кресло, очень неудобное, но красивое, с блестящими хромированными подлокотниками, крутая изогнутость которых не оставляла никаких надежд на их функциональное использование.

      – Хочу вас сразу предупредить, – Эльвира Левицки села напротив меня, на такой же неудобный, как и кресло, белый диван, – моя дочь немного не в себе.

      – Я понимаю…

      – Вы застали ее врасплох. Она побежала в ванную приводить себя в порядок. Такое горе… – Левицки опустила глаза и с жалостливым выражением на лице покачала головой.

      – Я была на вашей выставке, – попыталась я разрядить скорбную атмосферу.

      – Я видела вас, – слабо улыбнулась художница, – вы были с молодым человеком в ужасном оливковом костюме.

      Она улыбнулась шире, обнажив ровные крупные зубы.

      – Никогда бы не подумала, что такая знаменитость, как вы, интересуется простыми смертными, – решила я ей немного польстить в целях дела. – Я купила альбом с вашими репродукциями.

      – Я обратила на вас внимание не только потому, что у вас яркая внешность, – возразила Левицки, – я видела, что вам моя выставка не нравится. Я угадала?

      – Мне куда больше понравился альбом, – честно призналась я, – он пробудил во мне ностальгию по настоящей живописи, которую видишь нынче только в музеях.

      – Напрасно вы так думаете, – улыбка, подобно капризному блику, скользнула по ее бледному лицу, – в Тарасове, я уж не говорю о европейских городах, есть талантливые художники. Вас может раздражать их манера, но это не значит, что они лишены дарования, – довольно категорично высказалась она.

      – Не берусь с вами