Лукинский фактор. Александр Борискин

вероятностью, попали в то же место, где находился и раньше участок, только в другое время: ведь водоносные слои совпали, – проговорил Александр.

      Время подходило к девяти часам утра. Пора будить отца, женщин и детей.

      Выйдя с участка соседа, направились к бане мимо беседки – сначала будить отца. От беседки остались только угли и пепел, она сгорела дотла. Резкий порыв ветра – и пепел развеялся по участку. Алексей перекрестился.

      У Надежды Михайловны заныло сердце – на дорожке лежали оплавленные часы – подарок сослуживцев Геннадию Алексеевичу при выходе на пенсию. Глядя на них, она стала медленно опускаться на землю. Алексей вовремя успел её подхватить.

      – Мама, тело папы мы не нашли. Не бывает так, чтобы вообще ничего от человека не осталось. Раз нас перенесло куда-то, то и его могло куда-нибудь забросить. Будем надеяться на лучшее, – старался успокоить мать Алексей.

      Александр сбегал к бане: она была пустой.

      Предстоял нелёгкий разговор.

      Глава 2. Новая жизнь

      Геннадий Алексеевич очнулся, лёжа на пуховой перине. В голове была неописуемая пустота, слабость сковала всё тело. Не было сил даже открыть пошире глаза, не то что повернуть голову. Сквозь ресницы проступали очертания какой-то неизвестной комнаты. Поодаль, около окна, стояло кресло, в котором сидела незнакомая, ещё не старая женщина, и будто спала. Пить хотелось неимоверно. Геннадий Алексеевич прошептал пересохшими губами:

      – Пи-и-ить…

      Женщина в кресле встрепенулась, подошла к постели и сказала ласково:

      – Петенька, сыночка, наконец очнулся. Пить хочешь? Сейчас клюквенного морсу налью.

      Она поднесла к губам Геннадия Алексеевича большую кружку, немного приподняв второй рукой его голову, и живительная влага наполнила его рот.

      Судорожно сделав несколько глотков, Геннадий Алексеевич попытался взять кружку руками, но они ему не подчинились, и он снова потерял сознание.

      Следующее пробуждение произошло днём. Открыв глаза, Геннадий Алексеевич разглядел стоящего около постели пожилого мужчину, держащего его за кисть и считающего пульс по большим карманным часам. Такие часы, он вспомнил, были у его деда. Тот часто вынимал их из кармана жилетки, громко щёлкал крышкой и, посмотрев время, тут же убирал обратно. Никому из семьи брать в руки эти часы не разрешалось.

      – Так, прекрасно, пульс – 55 ударов в минуту. Немного редок, но это ничего, слабость. Думаю, завтра всё будет нормально. А сейчас, Елизавета Афанасьевна, больному надо пить куриный бульон, понемногу, но часто, каждые два часа, и больше спать. Кризис прошёл. Организм молодой, быстро пойдёт на поправку, – сказал мужчина, обращаясь к той женщине, которая пыталась напоить Геннадия Алексеевича.

      Геннадий Алексеевич закрыл глаза.

      «Все страннее и страннее. Молодой организм? Это у меня, что ль? Пульс – 55 ударов, да я не помню, когда такой был в последнее время, 80–90 – вот моя норма. А сил вроде бы прибавилось. Уже могу двигать рукой».

      – Кажется,