Умереть на сцене. Ирина Комарова

о сцену, и замерла неподвижно, в нелепой и некрасивой позе.

      Все, что произошло дальше, было очень быстро, шумно и суетливо. Лиза взвизгнула и мячиком отпрыгнула в сторону. Молчалин, который так и продолжал все это время маячить рядом с правой кулисой, ахнул и бросился к женщине, подсунул ладонь ей под голову:

      – Галя!

      – Галя! – рядом со мной вскочил Рестаев. – Что с ней?

      Я ничего кричать не стала, просто встала и заторопилась на сцену, на ходу доставая телефон. Впрочем, оказалась я там далеко не первой. Наблюдая за репетицией, не обращала внимания, сколько народу было в зале и, так сказать, в окрестностях. И сейчас все они рванули на сцену, правда, совершенно непонятно зачем – ничего толкового все равно никто не делал. Люди ахали, ужасались, заламывали руки… и над всем этим гвалтом звенел отчаянный, повторяющийся крик Молчалина: «Галя! Галя! Галя!»… Когда я уже поднималась по ведущим на сцену ступенькам, какая-то здравомыслящая женщина попробовала оттеснить его:

      – Леша, да не тряси ты ее! Не дай бог, повредишь что-нибудь! Скорую надо вызвать, у кого телефон под рукой?

      – У меня, я дозвонилась уже, – помахала я рукой, привлекая ее внимание.

      Народ начал оглядываться и расступаться, пропуская меня.

      – В театре женщина потеряла сознание, актриса, – быстро сообщила я диспетчеру скорой и сунула телефон в руки той здравомыслящей женщины: – Ответьте на вопросы!

      А сама повернулась к Софье… к Галине Костровой. Андрей Борисович, очевидно, бежал следом за мной, и теперь около нее на коленях стояли двое. «Муж и любовник», – почему-то подумала я. Галину уже уложили поудобнее, под голову подсунули чей-то торопливо скомканный пиджак… судя по тому, что Молчалин был в рубашке, пиджак был его. Женщина лежала с закрытыми глазами, дышала мелко и неглубоко, а время от времени по ее телу пробегала судорога. Я шагнула к ней, присела рядом, нащупала пульс, слабый и частый. Черт побери, что же случилось?! Сердечный приступ?

      – Сердечный приступ? – повторил голос рядом со мной.

      Я оглянулась. А, здравомыслящая женщина. Она протянула мне телефон:

      – Спасибо. Скорая уже едет, – вгляделась в сереющее лицо Галины и озабоченно покачала головой: – Похоже на сердце… странно. Она никогда не жаловалась…

      – Странно, – эхом откликнулась я и посмотрела на стол – бутылка стояла там же, где ее поставил Молчалин. Интересный вопрос: что там, отрава или простая вода? Вещественное доказательство преступления или обычная бутылка? Приберу-ка я ее, на всякий случай. И стакан тоже. А если подумать, где-то у меня в сумке запасной пузырек должен быть…

      – Что случилось? – услышала я голос Феликса Семеновича. – Галочка? Что с ней, обморок? Пропустите меня, что вы здесь столпились? Скорую кто-нибудь догадался вызвать?

      – Да, они уже едут. – Здравомыслящая женщина отступила назад, пропуская директора к нам.

      – Мариночка, слава богу, вы здесь! – Феликс Семенович присел на корточки, схватил безвольную руку Костровой и попытался нащупать пульс. –