Сыворотка правды. Марина Серова

я к делу.

      – Н-не знаю, – растерялся Фарух.

      – Ты хоть откуда?

      – Из Тамбова.

      – А как звать-то тебя – на самом деле?

      – Фарух, – твердо произнес он, и я удивилась. Это был первый вопрос, на который он ответил определенно.

      – Раньше как звали? – поправилась я.

      – Саша, – неохотно признался Фарух.

      Я цокнула языком – два года под мудрым руководством Хафиза даром ему не прошли.

      – Ладно, хрен с тобой, Фарух так Фарух. Где Хафиз спит?

      – У себя, – растерялся Фарух. – В спальне.

      – Это там, где ковры?

      – Ну-у…

      – А за железной дверью – что?

      – Не знаю. Он туда никого не пускает.

      – Но он там не спит?

      – Нет, – решительно замотал головой Фарух. – Он туда вообще редко заходит.

      Я задумалась. Было два варианта: Хафиз либо заметил мои боевые действия и скрылся за железной дверью, либо его в доме нет. В первое я не верила. Если бы он меня увидел, то скорее всего попытался бы остановить, может, пристрелить… Тем более что ребят его я «брала по частям».

      – Хафиз мог уехать?

      – А сегодня какой день? – спросил Фарух.

      Я попыталась сообразить.

      – Уже пятница. Эта ночь – с четверга на пятницу.

      – Тогда он у муллы. Он всегда в четверг на ночь выезжает, а в субботу утром приезжает.

      – Всегда?

      – Всегда! – уверенно произнес Фарух.

      Ситуация складывалась неопределенная. Я, конечно же, хотела бежать – и немедленно. Но нельзя, чтобы мне кто-то помешал.

      – Здесь есть комнаты без окон и с дверями – настоящими, деревянными?

      – Нет. Здесь почти все – без окон, но чтобы и с дверями… Комната охраны, ну и у Хафиза…

      – Блин! – вспомнила я. – Тут ведь сарай есть!

      Через пять минут я внимательно оценивала пригодность уже знакомого мне сарая к использованию в качестве тюрьмы. Он был совершенно пустой.

      – А где лошади? – спросила я шепотом у Фаруха.

      – Он на них уезжает. Одна – для себя, и одна – для поклажи.

      Я вдруг подумала, что, по большому счету, этот «приют разбойника» пришел в запустение: шесть прекрасных, крытых решетками ям для рабов, а использовалась при мне только одна – для Фаруха; огромная конюшня, а стоит пустой!

      Фарух показал мне, где лежит бревно для подпирания двери, и я пришла к выводу, что это то, что надо.

      – Сиди здесь! – приказала я Фаруху. – Дернешься – пристрелю!

      Он вжал голову в плечи, и сразу стало понятно: этот «человек разумный» – битый, и хорошо битый! Я уже пожалела, что вытащила его.

      Когда я прошла на женскую половину, старуха уже поднялась и, стоя в дверях, внимательно осматривала двор.

      – Поднимай девчонок и всех сюда! – приказала я, указав рукой прямо перед собой, и передернула затвор.

      Женщина оцепенела. Русского языка она не знала, но металлический звук затвора подействовал лучше любого переводчика. Она сразу поняла, что попала в беду.

      – Быстро! – с угрозой повторила