Игра в кино. Эдуард Тополь

его дверей в ресторан. Конечно, это были мои французы! Да и куда еще их могли привезти на обед, как не в лучший ресторан Вильнюса? И куда еще, как не в этот же лучший в городе ресторан, мог пригласить меня народный артист СССР Донатас Банионис?

      Да, господа, все было просто и логично в этой игре судьбы, и все же…

      Затаив дыхание, я ждал появления из автобуса «моей» француженки.

      – Эта? – кивала жена Донатаса на очередную актрису, выпархивавшую из автобуса.

      – Нет.

      – Эта?

      – Нет.

      – Вот она! – сказал Донатас. – Да?

      Я кивнул, поперхнувшись своим остановившимся дыханием.

      Летящее чудо женственности, живые черные глаза, алые чувственные губы парижанки, роскошные светлые волосы до плеч, жемчуг смеющихся зубов и высокая порывистая юная фигурка, одетая в рыжий лисий жакет и черные бархатные брюки, – все это стремительно промчалось мимо нашего окна к двери ресторана – быстрее, чем я успел вздохнуть.

      – О-о! – сказала жена Донатаса. – Она даже лучше, чем вы описали.

      – Теперь я понимаю, почему в твоем сценарии все героини – блондинки, – сказал Донатас. И попросил официанта: – Нам графинчик водки, пожалуйста. – И объяснил встревоженной жене: – Это не для меня, а для него. Ты же видишь его состояние.

      А и я вправду вдруг ощутил предательскую слабость в ногах, и все мое гусарство словно ветром сдуло.

      Между тем французы уже заняли огромный, на двадцать персон, круглый стол в первом зале ресторана, отделенном от нас аркой навесного портала. Левая стойка этой арки скрывала от них наш столик, а от меня – половину их компании, и я не видел «свою» француженку.

      – И слава Богу, – сказал на это Донатас. – Давай выпьем. За русско-литовско-французскую дружбу!

      Мы выпили ледяную «Столичную», мне стало легче, и тут Она вспомнила:

      – Два часа! Вам нужно звонить по поводу гостиницы! Знаете, где тут телефон? В вестибюле, при входе. Двушка нужна?

      Двушка у меня была, а вот смелости взглянуть в сторону «моей» француженки, когда я пересекал первый зал ресторана, – не было.

      И я прошел мимо их компании ни на кого не глядя, и нашел в вестибюле, слева от входной двери, телефон-автомат, и набрал номер приемной секретаря литовского ЦК.

      – Здравствуйте, я по поводу гостиницы. Мне сказал товарищ…

      – Да, я знаю, – ответила секретарша секретаря ЦК. – Сейчас я выясню, не кладите трубку.

      Я застыл с трубкой в руке, и в этот момент из ресторана буквально бегом, пулей, широко выбрасывая длиннющие ноги в бархатных брюках, выскочила «моя» француженка и помчалась к выходу на улицу, словно догоняя кого-то. За ней, отставая, спешила их переводчица. Но, не добежав до двери, француженка увидела меня, резко свернула, подлетела ко мне и затараторила что-то требовательно-настойчивое на своем «же-ву-ля-фам». Я смотрел в ее горящие темным огнем глаза и ярко накрашенные зовущие губы, я дышал запахом ее парижских духов, я впитывал в себя это чудо французской женственности