Вернуть Онегина. Александр Солин

любовь, например. К сожалению или к счастью, она поняла это слишком поздно.

      Кстати, о любви. За все лето они не упомянули о ней ни в разговорах, ни в прелюдиях, ни после окончаний, когда стеснялись смотреть друг на друга. Ни на чердаке, когда прощались.

      Он говорил: «Тебе надо учиться дальше…»

      Она отвечала: «Я и так учусь… Буду швеей-мотористкой…»

      Он говорил: «Я буду скучать…»

      Она отвечала: «Я тоже…»

      Он спросил: «Хочешь, я буду тебе писать?»

      Она отвечала: «Не надо, а то мать прочитает…»

      Он протяжно и нежно ее поцеловал. Она заплакала.

      Он сказал: «Я обязательно приеду зимой на каникулы, обязательно!»

      И она, шмыгнув носиком, сказала: «Да, приезжай, пожалуйста…»

      Вот такая история. Впрочем, это было самое ее начало – прекрасное, неповторимое и бесконечно далекое.

      5

      Она хорошо помнит, как отвратительное тягучее нытье – близкая родня тошноты, овладело ею после его отъезда.

      «Господи, – думала она, неожиданно повзрослев, – ведь сегодня еще только август! Как же я доживу до февраля?»

      Ее недетскому отчаянию открылась вдруг бездна дней, которые ей предстояло пережить. Ее неведомой доселе взрослой тоске представилась неприкаянная шаркающая осень с восковым лицом и похожая на волчий вой дождливая грусть. Она увидела тьму, грязь, посиневшие от холода облака за окном, первый снег – ведь это будет только ноябрь, а за ним смерть природы и ее многодневные белые похороны, поминальная печаль одиноких зимних вечеров, и только потом февраль с его нарастающим невыносимым томлением – все впереди, все затаилось и не торопится сбыться!

      «Ах, почему она отказалась от его предложения! Зачем не захотела поделить нечеловеческую муку бесконечного ожидания милосердным календарем его писем!» – терзалось ее сердце.

      Через несколько дней стало легче. К своему удивлению она нашла утешение в учебе – в том самом постылом безрадостном занятии, к которому у нее никогда не лежало сердце.

      «Тебе надо учиться дальше…» – сказал он, и она решила учиться, чтобы быть его достойной. Ее необъяснимое прилежание заметили преподаватели, а своей внезапной серьезностью она озадачила мать.

      Им преподавали кройку и шитье, и однажды с ней случилось что-то вроде прозрения – она вдруг обнаружила, как безвкусно и небрежно одеты многие девчонки из ее группы, как, впрочем, и она сама.

      «Как же так! – подумала она. – Ведь я должна быть самая красивая, самая нарядная, самая умная – иначе, зачем я ему!»

      Именно в этот момент и решила она свою личную и профессиональную судьбу. Уединившись и сторонясь посиделок с дешевым портвейном, она сшила себе первое платье. Мать приятно удивилась и одобрила ее рвение. После этого она скроила и сшила платье своей лучшей подруге – той самой, чей братец ее совратил. Кстати, после одной из примерок он предложил утешить ее очевидную грусть.

      «Ты че – дурак?!» – шарахнулась