Дозоры: Ночной Дозор. Дневной Дозор. Сумеречный Дозор. Сергей Лукьяненко

если бы он был или хотя бы в душе Максима оставалась настоящая вера. Он упал бы сейчас на колени, на грязный, крошащийся бетон, вскинул руки к сумрачному, ночному небу, к небу, где даже звезды горели тихо и печально. И закричал бы: «За что? За что, Господи? Это выше моих сил, выше меня! Сними с меня этот груз, прошу тебя, сними! Я не тот, кто нужен! Я слаб».

      Кричи – не кричи. Не он возложил на себя этот груз. Не ему и снимать. Пылает, разгорается впереди черный огонек. Новое щупальце Тьмы.

      – Лена, извини. – Он отстранил жену, шагнул в комнату. – Мне надо уехать.

      Она замолчала на полуслове, и в глазах, где только что стояло лишь раздражение и обида, мелькнул испуг.

      – Я вернусь. – Он быстро пошел к двери, надеясь избежать вопросов.

      – Максим! Максим, подожди!

      Переход от ругани к мольбе был молниеносным. Лена кинулась вслед, схватила за руку, заглянула в лицо – жалко, заискивающе.

      – Ну прости, прости меня, я так испугалась! Прости, я глупостей наговорила, Максим!

      Он смотрел на жену, мгновенно утратившую агрессивность, капитулировавшую, готовую на все, лишь бы он, глупый, развратный, подлый, не вышел из квартиры. Неужели что-то появилось в его лице – что-то, испугавшее Лену сильнее, чем бандитская разборка, в которую они встряли?

      – Не пущу! Не пущу тебя никуда! На ночь глядя!..

      – Со мной ничего не случится, – мягко сказал Максим. – И тише, дети проснутся. Я скоро вернусь.

      – Не думаешь о себе, так подумай о детях! Обо мне подумай! – Лена молниеносно сменила тактику. – А если номер машины запомнили? А если сейчас явятся: ту стерву искать? Что мне делать?

      – Никто не явится. – Максим почему-то знал, что это правда. – А если вдруг – дверь крепкая. Кому звонить – ты тоже знаешь. Лена, пропусти.

      Жена застыла поперек дверей, распростерши руки, запрокинув голову, почему-то зажмурившись, будто ожидая, что он сейчас ударит.

      Максим осторожно поцеловал ее в щеку и отодвинул с дороги. Вышел в прихожую, сопровождаемый совсем уж растерянным взглядом. Из комнаты дочери слышалась неприятная, тяжелая музыка – не спит, магнитофон включила, лишь чтобы заглушить их злые голоса, голос Лены.

      – Не надо! – умоляюще прошептала жена вслед.

      Он накинул куртку, мимолетно проверив, все ли на месте во внутреннем кармане.

      – Ты о нас совсем не думаешь! – будто по инерции, уже ни на что не надеясь, сдавленно выкрикнула Лена. Музыка в комнате дочери стала громче.

      – А вот это неправда, – спокойно сказал Максим. – Как раз о вас я и думаю. Берегу.

      Он спустился на один пролет, не хотелось ждать лифта, прежде чем его догнал выкрик жены, неожиданный: она не любила выносить сор из избы и никогда не ругалась в подъезде.

      – Лучше бы ты любил, чем берег!

      Максим пожал плечами и ускорил шаг.

      Вот здесь я стоял, зимой.

      Все было так же, глухая подворотня, шум машин за спиной, слабый свет фонарей. Только холоднее гораздо. И все казалось простым и ясным, как для молоденького американского полицейского,