Призрачный мир. Сборник фантастики. Олег Дивов

Танки куда-то разъехались и тоже затаились. Громыхало давно скрылся в холмах за кормой.

      И вдруг будто в глазах потемнело.

      – Ну вот и допрыгались! – В голосе Щербака звучало злое веселье. – Если что, прощай, лейтенант. И вы, ребята, прощайте!

      Малешкин крепко сжал зубы. Нарисованный мир бледнел, краски тускнели, детали сливались. Трава стала ровным зеленым ковром, кусты и деревья – размазанными пятнами, словно кто-то прошелся по картине мокрой тряпкой.

      Машинально Саня поднял руку к глазам – и застыл.

      – Вот так, лейтенант, – сказал рядом полупрозрачный Домешек. – Это не карту уничтожают. Это нас стирают с карты.

      Саня посмотрел на него сквозь ладонь.

      – Хоть ты-то догадался, кто мы? – спросил Малешкин уныло.

      Страха особого не было, тоска одна. И досада, что никто тебе ничего не в состоянии объяснить.

      – Те, кого можно стереть, – хмуро отозвался наводчик. – Значки на бумаге… Рисунки… Герои из книжки… Тьфу!

      Стало трудно говорить. И вроде как дышать трудно. Мы исчезаем, понял Саня. Ох, до чего обидно…

      Сколько раз он «на картах» нарочно подставлялся под снаряд – так это было по своей воле. Сколько раз его убивали – но в бою. А теперь, когда Малешкина бесцеремонно стирали, будто криво написанное слово с классной доски… Такой обиды он раньше не знал.

      – Давай лапу, что ли, – медленно, глухо проговорил Домешек. – Пока я ее вижу еще.

      Рукопожатие вышло крепким, хотя сквозь него виднелись заклепки на броне.

      – А машина – почти как настоящая… – прошептал Саня.

      Он вспомнил прежнюю свою, настоящую машину, убившую двух «тигров», и в груди разлилось тепло. Ух, как мы тогда с ребятами…

      И пускай комбат подначивает насчет «посмертного героя» – с тех пор, как я умер, мне это совершенно все равно. Кому интересно, кто ты после смерти. Главное – что я успел, пока был живой. Короткая вышла жизнь, зато есть, чем гордиться. Можно было сделать лучше, конечно, и больше. Но мне просто не повезло, я не успел. Долго не везло сначала, потом не повезло в конце. Но пока была возможность, я Родине нормально послужил.

      Я – человек, подумал Саня. За кого бы меня ни держали здесь, я – человек.

      Я ЧЕЛОВЕК, подумал он громко, в полный голос.

      Я ЧЕЛОВЕК, отозвался Домешек.

      Я ЧЕЛОВЕК, поддержали Бянкин и Щербак.

      Я ЧЕЛОВЕК, донеслось отовсюду.

      И что-то странное произошло.

      – А машина – как настоящая… – сказал Саня.

      – С любовью, значит, рисовали, не то, что всякие кустики… Ты чего, Осип?

      – Глянь-ка туда. И ты, лейтенант.

      Из полуразмытой грязной кучи, в которую превратились кусты, торчала корма самоходки Беззубцева. На ней стоял комбат, уперев руки в бока, и недовольно озирался.

      И машина, и комбат были такие взаправдашние – аж глаза резало.

      Саня толкнул в плечо Домешека.

      – Ты меня видишь?

      – Отставить помирать, лейтенант. – Наводчик усмехнулся. – Что за чертовщина опять?

      Они