Страсть. Книга восемнадцатая. Николай Викторович Игнатков

покойно травы.

      Меня саму так возбудило,

      У них своя такая нежность.

      И там внутри так защемило,

      Такая просто неизбежность.

      Так защемило меж ногами

      Себе нашла такое место,

      Где голышом купаться можно.

      Пока я шла смогла раздеться,

      Вошла я в речку осторожно.

      Вода совсем уже парная,

      Не холодит она, не греет.

      Рукой ее в себя втирая,

      И вот моя рука замлеет.

      Так защемило меж ногами,

      И я водой омыла губы.

      Уже обоими руками,

      Я поднимала рядом чубы.

      Водила долго я по краю,

      Того что очень трепетало.

      И подошла на четверть к раю,

      И кончив там… Я так устала.

      Какая Русь земля святая

      Легла в траву, она шептала,

      – Без мужика одной так плохо.

      По солнцу тучка проплывала,

      На время все вокруг заглохло.

      Лежала долго, засыпая,

      И пробуждаясь я на время.

      Какая Русь земля святая,

      Вот если всё собрать бы семя!

      Какие реки бы бежали…

      Но мысли что-то не об этом,

      От них коленки задрожали.

      Мне становится бы поэтом.

      Трава сама меня ласкала,

      Ласкала бедра, ягодицы.

      Во внутрь меня не проникала,

      А мне туда подлить водицы.

      И я рукою прикоснулась,

      И все уже зашевелилось.

      В вагину пальцем окунулась,

      И мне как будто бы приснилось.

      Что кто-то руку убирает,

      Свое вставляет туда нечто.

      И так входить он начинает,

      Большое… Правда человечье.

      И на живот меня вертает,

      И входит он, но только сзади.

      Руками бедра мне ласкает,

      Не только для, скорее ради.

      Мои движения синхронны,

      Рука моя ласкает клитор.

      Дыхания все больше томны,

      И он опять зачем-то вышел.

      Зашёл ко мне с другого краю,

      И в рот вложил то что там было.

      И я от счастья замираю,

      И было это так красиво.

      Перевернул меня на спину,

      Его во рту моем оставил.

      И между ног писал картину,