Белый олень. Часть 2. Стюардесса. Николай Александрович Юрконенко

гами стремительной, мутно-желтой после проливных дождей, То'лы, над гнутыми кровлями па'год и куми'рен, расплывались медленные низкие звуки. Медный гонг храма Ганджа'н, белые стены которого высились на священной горе Бо'гдо-ула', призывал всех верующих сконцентрироваться на постижении вечного и таинственного смысла бытия. Урга', древняя столица Монголии, пробуждалась ото сна.

      Правитель Срединного царства, Хубилга'н Джебцзу'н-Дамба'-Хутухта', Бо'гдо-хан восьмого перерождения, облаченный в желтый с черной оторочкой ритуальный халат, с вышитыми на рукавах знаками «суува'стик», молился, стоя на коленях перед алтарем с позолоченной статуей Будды. Морщинистое лицо Богдо-хана, с глубоко упрятанными под бровями узкими глазами, было сосредоточенно и отрешенно, тонкие губы сурово очерченного суховатого рта едва заметно шевелились.

      Последний удар гонга, растворившись в туманном небе, прервал ежеутреннее общение между Буддой земным и Буддой небесным. Молодой стройный лама-секретарь проводил Богдо-хана к трону, обитому красным бархатом, помог устроиться на нем, обложил с боков мягкими шелковыми подушками. Повинуясь жесту Правителя, вышел, неслышно ступая по желтому пушистому ковру, плотно притворил за собой тяжелую дубовую дверь. В тронном зале Зеленого дворца, летней резиденции Богдо-хана, огромном, роскошно обставленном, воцарилась напряженная тишина. Ее давящую глубину подчеркивал беспомощный, едва слышный, шорох песочной струйки в огромных, богато инкрустированных самоцветами, часах, установленных на массивной подставке красного дерева.

      Обостренный слух Богдо-хана отчетливо улавливал это движение времени, но ни самих часов, ни всего остального он не видел, так как был слеп, что, однако, не помешало ему снискать славу мудрого, по-восточному хитрого и дальновидного Правителя. Шорох песка родил в его голове невеселые раздумья. Вот так же, как эти бесчисленные песчинки, день за днем, год за годом, вы'сыпалась в небытие бо'льшая и лучшая половина жизни. Вроде бы совсем недавно он, пятилетний мальчик, выходец из небогатого тибетского рода, достал из священной золотой урны-сэ'рбум, где находились жетоны с символами претендентов на монгольский престол, пергамент со своим именем и тем самым определил для себя дальнейшую судьбу.

      Потом был яркий незабываемый день, когда его, получившего титул «Многими возведенного», торжественно внесли в желтом ханском паланкине в Ургу в сопровождении пышного посольства и несметного количества тибетских и маньчжурских войск. Кажется, что и сейчас раздаются в ушах трубные звуки, выдуваемые из морских раковин и пастушеских рогов конными вестниками в парчовых одеждах, а в памяти жива картина: толпы ликующего народа, влекомая богато убранными лошадьми золоченая колесница с высокой мачтой и огромным флагом древней Ха'лхи1 с начертанными на нем знаками: рыбами, треугольниками, кругами, и языками пламени – старинными национальными символами независимости монголов – «Соёмбо».

      Для юного избранника началась новая жизнь, подчиненная нескончаемым буддийским ритуалам, с воздаянием ему божеских почестей. Но это была лишь внешняя, видимая всем, сторона бытия будущего монарха. Когда он, повзрослев и возмужав, взошел на престол, ему пришлось столкнуться со множеством сложнейших задач управления страной, о которых раньше можно было только догадываться: острые международные и внутригосударственные вопросы, жесткая борьба с различными группировками ламства, затяжное противостояние с князьями-чингизидами, желавшими видеть на троне не его, тибетца, а своего ставленника – тушету'-хана Даши'-Ниму', прямого потомка Чингисхана.

      Страшная и неизвестная даже всемогущей тибетской медицине болезнь подкралась к нему неожиданно уже на склоне лет. Глаза до этого зоркие, как у коршуна, стали быстро сдавать. И тогда высокие ученые ламы, ссылаясь на пророчества, почерпнутые ими в священных книгах, посоветовали Правителю воздвигнуть статую земного Бога – бодиса'твы Авало'китешва'ры, исцелителя слепых. Вскоре был построен храм Мижи'д Жанрайсиг с гигантской статуей в главном зале. Голова Божества высилась под сводами храма, лицо его, отлитое из светлой бронзы, хранило спокойствие, бесстрастность и постоянно озарялось льющимися сверху мягким светом. Но ни огромное глазное яблоко в руках Авалокитешвары, ни сама статуя, так и не помогли: земной Будда ослеп навсегда.

      …Шуршит и шуршит вкрадчиво песчаная струйка, продолжает навевать тяжелые мысли. Много трудных периодов жизни за плечами Правителя, но более сложного года, чем нынешний, он не припомнит: волнения ара'тов в нескольких аймаках, жестокая засуха, а вслед за ней – невиданный потоп на юге Монголии, обострение отношений с Китаем… Но самым страшным событием все же стала огромная эпидемия чумы на севере страны, начавшаяся в январе. Потери от падежа крупнорогатого скота были так велики, что не поддавались исчислению. Эпидемия ширилась и распространялась с катастрофической быстротой. Осуществленные с опозданием меры должного результата не дали. Становилось совершенно очевидно, что самостоятельно Монголии с бедой не справиться. И тогда по требованию Богдо-хана был экстренно созван Государственный совет. Решение на нем было принято единственно верное: обратиться за помощью к могучему северному соседу – России.

      Русское

1

Ха'лха – древнее название Внешней Монголии.