Инверсия Фикуса. Алекс Зотов

Калининграда, учился в Москве, потом к нам приехал. Работал главным инженером где-то в Коченах, потом предприятие издохло, подался в таксисты, вроде жена недавно от него свалила. Не блатной, не мент, не сидел, не служил. Короче, никакой, ни рыба ни мясо. Фикус – он и есть Фикус. Вот и вся история.

      – Понятно, что тогда вообще ничего не понятно, – пробормотал старик. – Ладно, поглядим! Ну, что встал? Тащи одежу и лекарство Кабана.

      Леха кивнул головой и тут же исчез.

      – Ох, беда, беда, – горестно проворчал старик. – И как же все это дерьмо враз к нам свалилось?

      Припарковавшись перед нужным домом, Федор, пребывая в радостном настроении, взлетел на третий этаж и позвонил в восемнадцатую квартиру. Дверь почти сразу открылась. Перед Федором стоял тот самый мужчина, который помог уйти ему и Борисычу в драке с менялами. Что-то тревожное шевельнулось в душе, но Федор все же решительно переступил порог.

      – Подними руки, – властно проговорил мужчина.

      Растерявшийся Федор молча подчинился, гадая, что происходит. Опытные ловкие руки быстро и тщательно ощупали его тело.

      – Ремень вытащи, – последовала бесстрастная команда.

      – Это еще зачем? – возмущенно удивился Федор.

      – Уж больно ловко ты им умеешь пользоваться, – последовал спокойный ответ.

      Получив от Федора ремень, мужчина внимательно осмотрел бляху и одобрительно покачал головой:

      – Толково сделано! Проходи.

      – Федор вошел в большую пустынную мрачную квартиру с высокими потолками и почти серыми от времени стенами. Из прихожей вел широкий длинный коридор, в стенах которого виднелось несколько дверей. Остро пахло лекарствами и чем-то съедобным. Мужчина провел Федора к одной из дверей и, впустив его внутрь, зашел следом. Помещение было мало похоже на жилье. Большой потрескавшийся стол, за которым сидел Борисович, рядом четыре стула, в дальнем углу стоял безвкусный старый шкаф и дверь в другую комнату. Больше в комнате ничего не было. На столе перед Борисовичем лежал толстый еженедельник и шариковая ручка.

      – Присядь, Федя, – прозвучал усталый голос.

      Федор, ошеломленный приемом, молча сел на стул и уставился на Борисыча. Тот был одет в черную водолазку, тщательно выбрит, редкие седые волосы были аккуратно зачесаны назад. Лицо казалось еще более бледным и заострившимся. Костлявые пальцы левой руки медленно постукивали по столешнице. Старик слегка дрожал и периодически, словно от холода, вжимал голову в плечи.

      – Это Леша. Ты, кажется, хотел ему проставиться, помнишь?

      Федора поразила метаморфоза, произошедшая со стариком. Несмотря на бледный, изможденный вид, это уже был не прежний несчастный дед, а худощавый, неопределенного возраста незнакомец, излучающий волю, острый ум и внутреннюю энергию. Какое-то время они молчали. Борисыч смотрел на Федора, словно о чем-то рассуждая, а тому казалось, что тяжелый взгляд старика сейчас прожжет ему мозг. Предчувствуя недоброе, он заерзал на стуле. Наконец Борисович прервал молчание и металлическим голосом произнес:

      – Федя,