.

знамением, припал губами к братине казак Васюк Дрязгин.

      – Нет браги, нет и отваги! – принимая у него из рук чашу, молвил пожилой казак Нил Губавин.

      Гуляет, гуляет братина по кругу. Повеселели казаки, зарумянились. Хмельная кровь заиграла в их жилах.

      – Эх раз, по два раз, расподмахивать горазд, кабы чарочка винца, два жбаночечка пивца, на закуску пирожка!

      – А ну давай, братцы, еще по одной! Негоже казаку в праздник быть трезвым и гунявым.

      Кравчий не успевал наполнять ходившую по кругу атаманову братину. А тут еще казачки, которым надоело пить с детями ячный квас, стали подходить со своими жбанками да ставчиками. Пот тек ручьем по лицу бедного виночерпия; уже и рубашка взмокла, и душа запарилась, а казаки кричат одно:

      – Давай!

      Так продолжалось долго, пока казаки не набили едою свои желудки и не отвалились от стола. Тут же задымили набитые ядреным табачком трубки и начались обычные пьяные речи. Казаки наперебой рассказывали о своих подвигах, где-то стараясь что-то приукрасить, а где-то и приврать. Как говорится, во хмелю, что хошь намелю. Кто-то вспоминал лихие походы на туретчину, другие – на крымского хана, третьи – на шведов. А в основном недобрым словом поминали маньчжуров, которые непрестанно совершали набеги на русские селенья, сжигая их дотла и убивая или уводя в полон[3] их жителей. Маньчжуры ловко уводили в плен, воруя застигнутых врасплох людей. Оттого люди и боялись их. «Луце же бо потяту быте, неже полонену», – говорили албазинцы.

      – И неймется же этим бесам! – пьяно возмущался кто-то из казаков.

      – А вот пойдем на них войной – тогда и расквитаемся! – восклицал другой.

      – Да нет, братья, война нам не нужна – нужно мир сохранить на державных границах, – говорил атаман. – Так царю-батюшке угодно.

      – Ну, коль царю угодно, тогда ладно, но проучить этих басурманов надо, – воинственно заявил сидевший подле атамана пожилой казак.

      Неожиданно кто-то из казаков запел:

      Как у нас на свадьбе

      Хмель да дуда-а.

      Ду-ду-ду…

      Хмель говорит: я с ума всех сведу!

      Дубовая бочечка, бочечка, бочечка…

      Верчена в ей дырочка, дырочка, дырочка.

      Кто вертел, тот потел да потел.

      Стенько, ты не потел, да свое проглядел.

      Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду.

      Тут и другие подхватили знакомую им песню:

      Гей, у Дону камышинка заломана.

      Старым дидом девка зацелована.

      Ду-ду-ду-ду-ду-ду,

      Дубова бочечка, бочечка,

      Верчена в ей дырочка, дырочка!..

      С земли поднялся Игнашка Рогоза. Тряхнул своими черными кудрями и, топнув ногой, крикнул:

      – Эх, забодай меня коза!.. А ну давай плясовую!

      И запел:

      Гех, свыня квочку высыдела,

      Поросеночек яичко снес!..

      Казаков не надо было долго упрашивать. Тут же вскочили на ноги и, шатаясь, пустились в пляс. Завидев пляшущих мужей и женихов, к ним присоединились и бабы с девками. И пошла плясать казачья

3

Полон – плен.