Картина Сархана. Рагим Джафаров

знал толк в перформансах. Он буквально катал всех гостей на безумных американских горках эмоций.

      Мистер Хёст поднял руку, призывая к тишине. Это сработало.

      – Вы сможете в законном порядке обсудить все претензии с моими юристами.

      – Но вы говорили, что это картина! – зачем-то выпалил широкоплечий. Прозвучало жалко.

      – Нет, не говорил, – возразил хозяин особняка.

      Лиза мысленно кивнула. Везде фигурировало слово «работа».

      – Давайте уже посмотрим, что получилось!

      На этот раз зеркало потемнело, превратившись в экран. На нем появилась огромная фотография.

      Лиза хмыкнула. Вот почему Хёст купил работу еще до того, как она была сделана. Идея и вправду неплоха и, вероятно, особенно привлекательна для эксцентричного пожилого богача. На фото, конечно, гости. Буквально минуту назад. Ровно в тот момент, когда мистер Хёст нажал на кнопку. Почти в тот же момент, как ткань разлетелась в стороны, открывая предполагаемую картину. Каждый ожидал увидеть полотно, на котором он выставлен в весьма неприглядном свете. Ни у кого не было причин предполагать, что он будет изображен в позитивном ключе. Да может, никто и не вспомнил художника, но каждый предположил, как могли бы складываться его отношения с этим человеком, пусть и абстрактным. Кто-то издевался над ним в школе, кто-то едва не загубил его талант и так далее. И все знали, что картина ужасна, со слов самого мистера Хёста. Хуже того, не все еще отошли от странной игры, затеянной хозяином особняка. Минуту назад люди, снедаемые алчностью, боролись за свои интересы. Это тоже наложило отпечаток. Мистер Хёст не соврал: работа действительно шедевр – И в то же время… она ужасна.

      Лиза всматривалась в напряженные, изуродованные трудноразличимыми эмоциями лица. Презрение, страх, отвращение, разочарование? Это просто цирк уродов, которые смотрят на зрителя. И от этих взглядов не по себе.

      Почему-то ей вспомнилось, как мама привела ее записываться на фигурное катание, но ей сказали, что она слишком взрослая, слишком неуклюжая, что толку из нее не выйдет. Эти жуткие взгляды утаскивали в какую-то пучину детской боли. Эффект гипнотический. А потом она посмотрела на себя, стоящую босиком меж двух кресел, и… улыбнулась. Она была красива. Чертовски, невероятно красива. Спокойное лицо, располагающая поза. Лиза не могла оторвать взгляд от самой себя. Хотелось смотреть поверх искривленных лиц остальных гостей. Ее фигура на этой фотографии была лучом света в аду.

      – Вы свободны, дамы и господа, – ледяным тоном сказал мистер Хёст. – Мои юристы будут ждать ваших претензий, если вы захотите их предъявить. Всего хорошего.

      «Не захотят, – не отрывая взгляда от картины, подумала Лиза. – Не знаю почему, но не захотят».

      Гости молча покидали зал. Лиза наконец отвлеклась от картины и поймала на себе взгляд мистера Хёста. Он смотрел на нее с интересом.

      – Как вы думаете, – спросил он вдруг, – почему это фото называется «Равнодушие»?

      – Ну…