Углём и атомом. Александр Плетнёв

вспомогательного крейсера Берлинский просил отсрочки, ссылаясь на неполадки в машинах. Связь обещал держать по беспроводному телеграфу, для чего тут же был произведен (для проверки) обмен условными сообщениями – связь была.

      – Открытым текстом? – немного удивились в радиорубке на морзянку, вопросом обернувшись к капитану.

      Чертов лишь пожал плечами.

      А небо совсем прояснилось, и с всеобщего согласия (молча переглянувшись) решили проводить эскадру, совершив пролет над ордером беспилотником.

      Чувствуя необъяснимую предвзятую торжественность.

      «С чего бы?».

      Присовокупив к этому порыву обоснованную рацио нальность – а почему бы и не поглядеть морское пространство по курсовому маршруту эскадры, насколько позволяла дальность летающей машины.

      Предупредив, естественно, адмирала.

      «Птичка» проходила на полукилометровой высоте, медленно набирая высоту.

      Изображение качественное. Моргало красным в уголку экрана – велась запись.

      Кильватерная колонна, оставляя широкую белую полосу, безбожно чадя обеспечителями (словно они вообще одной угольной пылью заряжены), терялась, терялась, уменьшаясь с набором высоты на просторах океана.

      Зиновий отреагировал, приказав приветственно сменить «набор»[19].

      Знатоки из «ямаловцев» даже что-то там прочитали торжественно-возданное.

      Картинка убежала вперед.

      «Рион» дымил, пенил мористее, и прошли лишь над «Ослябей».

      Крыльями и тут не покачали, однако и Бэр вслед проявил сентиментальность, зная, что могут сфотографировать – запоздало что-то флажно отсигналил.

      Потом уж, когда «моторчик» пробежал на возможную дальность, доложили на прием командующему, что на сто миль море пустынно.

      «Счастливого пути!»

      На том почитай и попрощались.

      Назревая ситуацией…

      Пошли вторые сутки. «Ямал» болтался в море в двадцати милях от берега, к югу от входа в Авачинскую бухту. Упаси боже подумать, что громилу водоизмещением в двадцать три с лишком тысяч тонн болтало на волнах – болтались ожиданием.

      Видимость по горизонту держалась в пределах десяти километров. Море продолжало оставаться пустынным, а если на радаре и загорались метки, то ближе к прибрежной полосе – каботажные движения.

      Эфир молчал, лишь шурша треском далекой неизвестной грозы.

      Однажды сами послали запрос морзянкой (в конце концов, следовало определиться), так с «Лены» с задержкой ответили, что «продолжают производить починку машин».

      – Тянут, – вздохнул нетерпеливый Шпаковский, взглянув на капитана, – ждут, когда наместник пожалует.

      В ночь на вторые сутки вахтенный занес в журнал запись о крупном объекте на радаре, появившемся с южных румбов.

      Неизвестное судно двигалось осторожно («явно по счислению» – заметил кто-то из соображающих в штурманских делах), держась сравнительно далеко от берега, пройдя всего в пяти милях от

19

Флажные сигналы.