Политическая история Первой мировой. Сергей Кремлев

Англии, о вечной готовности Франции встать рядом с Альбионом против российских интересов. Что же касается Пруссии, то Данилевский высказывался однозначно: «Задача этого государства, столь блистательно им начатая ещё во времена Великого Фридриха, столь блистательно им продолженная под руководством Бисмарка, но далеко ещё не оконченная, заключается, бесспорно, в объединении Германии, в доставлении немецкому народу политической цельности и единства. Цель эта недостижима без помощи и содействия России».

      В общем-то, так считал и Бисмарк. Когда ему сообщили, что принц Вильгельм (будущий император) хочет выучиться русскому языку, канцлер буркнул: «Это самое лучшее, что он может сделать». Однако Бисмарку же принадлежат следующие слова: «Есть одно благо для Германии, которое даже бездарность германских дипломатов не сможет разрушить, – это англо-русское соперничество». Не самая лояльная к России мысль Бисмарка, но тут уж что есть, то есть.

      К тому же верхушка российского общества не очень-то приветствовала и поощряла усиление Германии… И что там недалёкие царедворцы – на германское возрождение с опаской поглядывал даже такой тонкий аналитик, как Фёдор Иванович Тютчев.

      Люди практического дела смотрели на многие вещи спокойнее… Так, в 70-е годы XIX века фирма Круппа, получив от прусского правительства заказ на орудия крупного калибра, столкнулась с большими трудностями. Справиться с ними помогли русские учёные-артиллеристы – специалисты по баллистике и порохам. А опытные стрельбы Крупп проводил на Охтенском полигоне… Ведь и самóй России такой опыт был нелишним.

      Увы, от подобных доверительных отношений с немцами мы постепенно уходили в мутное, туманное будущее… В том числе и поэтому от линии Бисмарка под конец XIX века всё чаще отходила Германия. Вильгельм II, несмотря на былые уроки русского языка и предостережения Бисмарка, назначил канцлером генерала Георга-Лео фон Каприви де Капрера ди Монтекукули.

      И генерал попытался договориться с Англией против возникающего франко-русского блока. Советская «История дипломатии» считает, что это Каприви порвал «перестраховочный» договор с Россией, чем и толкнул-де её на союз с Францией. Но Каприви был канцлером три года – с 1891-го по 1894-й, а дрейф Второго и Третьего Александров в сторону Франции начался гораздо раньше. Уже в 1888 году Россия «заглотила» первый французский заём, так что события оказались переставленными по времени: Каприви потому и мог вбивать клин между Рейхом и Россией, что этому близоруко помогал сам царизм.

      Впрочем, не только царизм…

      Одна интересная деталь высвечивает этот период очень характерно. Николай Карлович Гирс происхождения был шведского, а душу имел русскую. К началу девяностых годов ему исполнилось семьдесят лет, и почти десять лет он сидел в кресле министра иностранных дел России. Он был умен, опытен и потому выступал за осторожное сближение с Германией. «Даже видимость того, что Россия ищет дружбы Франции, скорее ослабит, чем укрепит наши позиции», – резонно считал Гирс.

      Был