Долина Молчаливых Призраков. Джеймс Кервуд

о по ту сторону этой северной границы цивилизации все еще властвует и показывает свою дикость Пустыня так же, как это было и тысячу лет тому назад; а воды рек целого материка все текут и текут по ней на Дальний Север, в Ледовитый океан. Теперь уж может осуществиться мечта земельных скупщиков – самых жадных охотников за деньгами, каких только носит земля. Они уже воспользовались этой железной дорогой, поднялись по ней вверх, а с ними вместе поехали туда и машинистки, и стенографистки, и представители «золотого капитализма», те, кто обманным путем распродает участки негодной земли беднякам, заехавшим сюда за тысячи верст от ближайшего жилья, чтобы поискать счастья и, быть может, найти на этих участках золото. Вместе с ними приехали туда и прикрываемые законом сделки по купле, продаже и товарообмену, и глаза хищников уже устремились на все те нетронутые богатства Севера, которые лежат между Великими порогами Атабаски и Северным Ледовитым океаном. Но еще глубже, чем мечта о великих богатствах, укоренилась в этих пришельцах-хищниках вера в то, что духи Пустыни уже отжили свой век и по мере продвижения поездов и рельсов к Дальнему Северу все дальше и дальше отходят к Полярному кругу. Надо думать, что все первые колонизаторы этой Пустыни, все эти страдальцы, которые вели здесь до сих пор борьбу с природой, все эти неизвестные и позабытые тысячи разных Пьеров и Жаклин теперь встали из своих гробов, и их скорбные призраки должны уходить еще дальше на Север, чтобы хоть там найти для себя покой.

      Ибо именно эти Пьеры и Жаклин, эти Анри и Марии, эти Жаки и Жанны в течение ста сорока лет открывали и закрывали у Атабаски эту заветную дверь к богатствам Севера. Глаза всех этих Пьеров и Жаклин и им подобных теперь с грустью обращаются на этих бесстрастных пришельцев, бессердечных торгашей. И там, по ту сторону этой заповедной двери, дикий свисток локомотива уже перемежается с их первобытными песнями, стелется над лесами угольная копоть, дедовской самодельной скрипке вторит граммофон. А Пьеры, Анри и Жаки, возвращаясь в свои шалаши из далеких поездок за мехами, уже не чувствуют себя здесь хозяевами. Они уже больше не рассказывают повестей о своих приключениях, не поют своих старых песен, потому что теперь у пристани Атабаски уже появился целый город, с улицами, гостиницами, ресторанами, проститутками и с разными строгими постановлениями, которые обязательны только для честных людей, то есть для всех этих Пьеров, Жаков и Анри, и с легкостью обходятся приезжими эксплуататорами.

      Едва только прошли слухи, что по этим местам пройдет железная дорога, как все Пьеры, Жаки и Анри залились веселым смехом, сочтя это за самую настоящую выдумку, так как, по их наивному мнению, только один дурак мог бы поверить, что железная дорога могла бы пройти сквозь такие дебри и по таким непересыхающим болотам.

      – Это, месье, может случиться только тогда, – говорили они между собой, – когда коровы начнут пожирать оленей и когда мы будем сеять наш хлеб в воде.

      Но локомотив все-таки пришел, и коровы стали пастись там, где раньше могли ходить одни только олени, и хлеб действительно стали сеять и собирать на осушенных болотах, там, где прежде стояла вода.

      Так подошла цивилизация к Атабаске. Здесь, у пристани, появился городок, здесь же стали строить баржи и, нагружая их товарами, спускать к Ледовитому океану. Атабаску у пристани называют просто рекой. Отсюда, как медлительный, но сильный гигант, она катит свои волны навстречу северным морям. На своем пути она впадает в Невольничью, а Невольничья вливается в Большое Невольничье озеро, из узких гирл которого выходит уже река Макензи и несется дальше до самого океана на пространстве нескольких тысяч миль.

      Многое можно услышать и увидеть на протяжении этого великого водного пути. Там жизнь бьет ключом. Там кипят бурные страсти. Там тайны счастливой удачи и романтические грезы. Сказки реки так многочисленны, что не хватило бы для них книг. Они написаны на лицах у мужчин и женщин. Они лежат зарытыми в могилах, столь древних, что на них уже успели повырастать деревья. Все это – трагедии любви, борьбы за любовь. И по мере продвижения все дальше и дальше на Север меняется и содержание этих сказок и повестей. Ибо изменяется мир, изменяется солнце, изменяется сама порода людей. Полгода дня, полгода ночи. А вместе со светом и тьмой меняются и мужчины, и женщины, и сама жизнь. Но Пьер, Анри и Жак встречают эти полгода, распевая старинные песни, поклоняясь все тем же богам, все той же любви, все той же страсти к приключениям. Грохот порогов и завывание бурь не трогают их. Смерть не таит для них в себе ничего ужасного. Они весело борются с ней и торжествуют, когда оказываются победителями. Они просты, как дети, и когда им приходится бояться, то они боятся того же самого, что и дети. Ибо в их сердцах еще много суеверий.

      И много они могут рассказать такого, что нагоняет на слушателя жуть и страх. Но ничто не наводит большей жути и большего страха, как их рассказ о длинной руке закона, которая уже дотянулась до них вместе с локомотивом и уже распростерла свою длань на две тысячи миль в глубь Пустыни от пристани Атабаски. Но самой интересной считается у них все-таки повесть о Джиме Кенте и о Маретте, той удивительной маленькой богине Долины Молчаливых Призраков, в жилах которой текла старинная кровь первых поселенцев этого края. Эту-то повесть о тех днях, когда