Бродяги Севера (сборник). Джеймс Кервуд

и не проявило в густых вершинах деревьев ни малейшего движения. Это были призраки «мухнеду» – громадные совы, которые глядели не мигая, о чем-то тяжко думали и ожидали. И вдруг громадная тень слетела вниз с темного хаоса ветвей и бесшумно пролетела как раз над самыми головами Нивы и Мики, и так близко, что они могли слышать грозный рокот гигантских крыльев. Как только это подобное призраку существо скрылось, до них донеслись шипение и щелканье крепким клювом. Дрожь пробежала по всему телу у Мики. Инстинкт, который все время влек его к борьбе и бурно копошился в нем, вдруг как взрыв пороха вырвался наружу. Он быстро почуял близость неведомой и неминуемой опасности. Крепко упершись в землю своими большими передними лапами и задорно подняв голову к темным вершинам деревьев, Мики поднял отчаянный лай, и даже скорее не лай, а вой. Ему хотелось, чтобы птица сама налетела на него. Он страстно желал потрепать ее за перья, и в то время, как он так дерзко вызывал своего соперника на бой, Нива вдруг вскочил на ноги и с жалобным воплем со всех ног бросился бежать, пока хватало у него сил. Если Мики не сознавал всей опасности, то он, Нива, вполне понимал создавшееся положение. Им руководил инстинкт, усвоенный бесчисленным количеством его предков. Он знал, что там, в этих мрачных глубинах леса, над ними и вокруг них таилась смерть, – и убегал так, как не убегал еще ни разу в жизни. Мики следовал за ним.

      Они увидали над собой проблеск солнечного света. Деревья стали толще, и скоро опять начал пробиваться к ним день, так что теперь они уже более не находились в полных мрака и пустоты лесных трущобах. Если бы они пробежали еще хоть сто ярдов далее, то они очутились бы на опушке леса, у широкого, открытого пространства, на котором и охотились обыкновенно те совы. Но чувство самосохранения еще не оставило Ниву; он все еще слышал над собой гудевшие, точно отдаленный гром, крылья совы; поэтому, когда он увидел на своем пути нагроможденные бурями друг на друга стволы старых деревьев, то он так быстро юркнул под них, ища защиты, что несколько времени Мики недоумевал, куда он мог так скоро скрыться.

      Заполз туда же вслед за ним и сам Мики, повернулся и высунул голову наружу. Он был разочарован. У него все еще были оскалены зубы, и он продолжал ворчать. Ему было жаль, что он побежал вслед за Нивой, и хотелось вернуться обратно, чтобы покончить с врагом. Кровь эрдельской породы и шпица заговорила в нем еще сильнее, чем прежде, и он нисколько не боялся поражения. Кровь же отца толкала его на единоборство. Это было настоятельным требованием его породы, этой смеси в нем волчьей наглости и лисьей настойчивости с громадной физической силой макензийской собаки. И если бы Нива не забился так трусливо в самую глубину бурелома, то он обязательно побежал бы обратно и вызвал бы лаем на бой своего пернатого соперника, от которого так позорно пришлось теперь убежать.

      Почти целый час Мики не двинулся с места, и в этот час, как и тогда, когда он в первый раз загрыз кролика, он почувствовал, что он сразу же вырос. Когда же