Дожить до завтра. Марина Серова

в кабинет главврача, и после короткой перепалки нас провели к Быкову.

      На застиранных серых простынях лежал солдат. Выглядел он ужасно. Лицо его опухло и было расцвечено самыми жуткими оттенками – от грязно-желтых до зеленых и фиолетовых. Правый глаз налился кровью и, похоже, не закрывался. А из гноящихся порванных губ торчали обрывки шовных ниток.

      Я присела к нему на край кровати.

      – Вася, как ты себя чувствуешь? Говорить можешь?

      Солдат попытался что-то сказать, но из губ вырвалось только невнятное сипение. Что-нибудь произнести он просто физически не мог. Я повернулась к начальнику штаба:

      – Перестарались, говорите?

      – Мы приняли меры: виновный на гауптвахте, идет следствие. – Майору было неловко: похоже, что реальное состояние Быкова он увидел впервые.

      – Могу я с ним поговорить?

      – С кем? – не понял он.

      – С тем, что на гауптвахте, – не с Быковым же.

      Майор пожал плечами:

      – Поехали. – Похоже, что после этого зрелища ему уже было плевать, что еще я увижу.

      Мы снова забрались в штабной «уазик», и машина помчалась, на этот раз вниз с холма.

      Гарнизонная гауптвахта находилась недалеко от КПП, мимо которого я проехала не более часа назад. Увидев нас, караульный «на калитке» позвонил в звонок, и из дверей, как джинн из бутылки, выскочил лейтенант.

      – Позвони дежурному по части, – мрачно распорядился начальник штаба. – Тут из Комитета солдатских матерей хотят с Щукиным поговорить.

      Он уже одумался и определенно не хотел, чтобы я посетила арестанта, а потому пытался переложить всю ответственность на дежурного по части.

      Начальник караула судорожно козырнул и стремительно скрылся за дверями.

      – Нагнали молодняк после институтов, – непонятно зачем пожаловался мне майор. – Ни черта не умеют.

      «Это ты не умеешь, майор, – подумала я, – с проверяющими „работать“. Как еще до такого возраста дослужил?»

      Я пока не знала, что надеялась получить от предстоящего разговора. Может быть, чуть больше правды… Отец говорил, что правда полезна всегда.

      На этот раз лейтенант задержался. Я знала, что происходит сейчас в штабе: дежурный по части перепугался насмерть и побежал советоваться с командиром полка. Тот, понятное дело, сорвал на дежурном зло, но пустить меня на губу сразу не смог. И не пускать не решился.

      Наконец начкар вышел.

      – Пойдемте.

      Он повел нас по длинному коридору караулки, и попадавшиеся по пути бойцы вскакивали, увидев майора, и впадали в состояние ступора, едва замечали меня.

      – Давайте сюда, – пропустил меня вперед начальник штаба и повернулся к лейтенанту. – Начкар, арестованного – в комнату бодрствующей смены.

      Я осмотрелась: стол, стулья, шкаф, шахматы, двое перепуганных воинов… На стене – «Боевой листок», портянки – на батарее.

      – Та-ак, – громко возмутился майор. – Лейтенант, портянки убери.

      Начкар зарделся и моментально передоверил задание караульному:

      – Семенов,