Диктатура Евы. Ирина Успенская

Вейн просил ее помочь вам освоиться в крепости, на приемы повозить, с аристократами местными познакомить. Их туточка немного, но есть. – Рослана опять поджала губы. – Да вы сказали, что вас это не интересует.

      Ой, идиот! Поставить к жене дуэньей любовницу… где мозги у мужика? Или…

      – А я знала, что баронесса – любовница мужа?

      – Ну… – Рослана отвела взгляд. – Сперва-то не знали, супруг ваш таился, да потом она сама вам сказала.

      – Стерва!

      – Как есть стерва, ваша светлость!

      – А муж у меня, значит, не умен…

      – Ну что вы! Он же советник у вашего брата, паладин, лучший в ордене. Ему место магистра пророчат. Красивый, благородный и с талями управляется так, что любо-дорого посмотреть. Да вашего мужа все боятся! Если бы не его светлость, все бы мы погибли. Жаль его. Сгинул в пучине вод!

      И она опять шмыгнула носом.

      – Пока точно неизвестно, сгинул или жив. – Ева устало зевнула. – Завтра переезжаем в семейные покои.

      – А…

      – А баронесса Шатари отправится домой.

      – А если…

      – А если не захочет, отправится кормить рыб. – Ева кротко улыбнулась. Так кротко, что Рослана низко поклонилась и попятилась. – Теперь же ступай, мы сегодня пережили множество потрясений, нужен отдых. – И она махнула рукой, подражая киношным герцогиням. – Я сама ко сну переоденусь. Устала очень. Да и помолиться хочу.

      Рослана глубоко поклонилась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Ева еще несколько минут посидела, а затем подошла к окну и распахнула створки. В комнату ворвался свежий ветер, пахнущий морем и хвоей. Она посмотрела на незнакомое небо, вдохнула полной грудью и тихо шепнула:

      – Спасибо за прожитый день, боги этого мира.

* * *

      Закрыв глаза, Ева лежала в кровати и слушала голоса. Безликие, бесполые, безэмоциональные, но при этом она прекрасно различала их. Три похожих голоса, но в то же время совершенно разных.

      – Благодарная.

      – Неглупая.

      – Забавная.

      – Тебе не возвратиться. И ей не вернуться.

      – Почему? – встрепенулась Ева. Где-то очень глубоко, на самой периферии сознания мелькнула мысль, а вдруг можно переиграть, вдруг можно вернуться на конюшню и выжить там, в знакомом и понятном мире, в мире, в котором с ней считались, где остались друзья, работа, будущее. – Потому что самоубийца?

      – Душа исчезла навсегда.

      – В моем мире бог тоже не одобряет самоубийц, – сказала она зачем-то, уже подозревая, с кем ведет беседу во тьме. – Но Еву подтолкнули, она просто была ребенком.

      – Ее выбор.

      – Цена – ожидание смерти.

      – Она не хотела жить.

      – Выход есть, но заберу жизнь.

      – Выбирай свою правду, потерявшая всех.

      – Кто упал, уже не поднимется.

      – Потенциал огромен, но он не раскрыт.

      – Вытащи его и будь счастлива.

      Голоса замолчали, но Ева точно знала, что они не ушли, наблюдают, ждут вопрос, на который ответят. И что спросить?

      – Кого вытащить? –