Роза и Крест. Элеонора Пахомова

значит, ты тут крысишь, гаденыш? Мелкий, а уже падла, – проговорил самый высокий в этой компании.

      – Это неправда, – сказал Замятин.

      – Ну что, Заноза, пацан говорит, что ты лепишь. Получается, крыса – ты.

      – Ах, ты…

      Заноза резким движением ударил Замятина в живот. Тот согнулся почти вдвое, пытаясь заново научиться дышать. Удар оказался мощным. Ему потребовалось много усилий, чтобы не сползти по стене на землю. Чуть было отдышавшись, Замятин прошептал: «Это неправда». Он сам не понимал, какой порыв толкает его к тому, чтобы твердить эти слова, сгибаясь от боли. Он знал – за ними последует еще один удар. Так и случилось. В боку, как лампа дневного света, моргнула и вспыхнула тупая боль. Чьи-то руки вцепились в ворот рубашки, крепкие пальцы стиснули запястья. Замятина выпрямили по струнке и прижали спиной к стене. Схваченный с двух сторон, он видел перед собой две мальчишечьи фигуры в свете окон, еще двое стояли по бокам. Один из них, тот, что повыше, был чуть поодаль. Второй, тот самый, что дал ему сегодня злополучную пачку, находился прямо перед ним и зло смотрел Замятину в глаза.

      – Ну, разбирайтесь теперь, кто из вас крыса. А мы посмотрим и подумаем, – подал голос тот, что сзади.

      – Так, значит, я вру?

      Замятин молчал. Из-за боли думать было трудно. Он поймал себя на том, что испытывает страх и его тело сотрясается мелкой дрожью. Колени и вовсе не слушались, то и дело подгибались. Ему было больно и страшно. Сказать, что он взял эти чертовы сигареты? Чтобы экзекуция закончилась быстро. Попинают его ногами, но долго это не продлится. А вот насколько затянется разговор у стены, пока не понятно. Но он их не брал. Это неправда! Он не делал ничего такого, за что мог бы испытывать стыд, и принимать на себя личину вора, пусть даже зная, что это не так, невыносимо мерзко.

      – Ну! – поторопил его Заноза, занеся кулак.

      – Врешь! – выплюнул Замятин и снова лишился возможности дышать.

      Ему казалось, что еще пара секунд – и он задохнется. Когда его вдохи и выдохи вошли в подобие ритма, рядом вновь послышалось: «Я вру?». «Врешь», – тут же, не думая, выдал Замятин и сам ужаснулся. На этот раз Заноза хорошенько приложил его о стену головой. «Бум», – глухо отдалось в будто пустом черепе. Вспышка и темнота. Ситуация повторилась еще несколько раз, Заноза чередовал удары.

      Замятин приноравливался к боли – сильной, обжигающей, отупляющей, он словно приручал ее, позволяя разлиться по телу. В полубессознательном состоянии он по-новому чувствовал, как она распускается внутри паутиной сверкающих молний или пробегает немотой по затылку и шее. С каждым ударом боль становится для него не такой уж чужой, предсказуемой. «Это неправда! Неправда!» – крутилось в голове и слетало с губ. Назад пути нет, теперь надо стоять, и будь что будет – решил он.

      – Вы чего докопались до малого? – послышалось откуда-то сбоку. Видимо, мальчишки из старших