Убийство, похожее на месть. Лариса Соболева

Однако стильный костюмчик на сухощавой фигуре говорил, что это человек из серьезной среды, поэтому Сандра, кое-как проглотив кусок, вежливо спросила:

      – Тебе чего, дядя?

      Счастливая улыбка слетела с лица клоуна, он озадачился:

      – Ты Сандра?

      – Ну, я. Дальше что?

      – Я твой папа.

      Сандра вздохнула с нарочито показным сожалением и захлопнула дверь. Мужчина, оставшийся за ней, которого звали, между прочим, Бельмас, потоптался в замешательстве, потом снова позвонил. Девушка открыла:

      – Опять ты?

      – Разве твоя бабушка обо мне не рассказывала?

      – О тебе? – хохотнула Сандра. – Нет.

      – О твоем папе, – уточнил он.

      – А, о папе… – протянула Сандра, приподняв подбородок и засверкав бесовскими глазами. – Как же! Рассказывала. Говорила, что он мерзавец, подлец, негодяй и свинья. Так это ты?

      Ехидная улыбка на сочных губах Сандры ясно говорила: не верю тебе и не поверю никогда.

      – Это я… то есть не я… то есть… – растерялся Бельмас. Он поправил галстук, сглотнул волнение и вдруг возмутился: – Она не права! Позови ее.

      – Опоздал, дядя папа. На полгода. Бабушка умерла.

      И дверь захлопнулась. Бельмас спускался по ступенькам медленно, разочарованно и с обидой бубнил себе под длинный нос:

      – Старая карга… Не сказать девочке о моем существовании! Чтоб тебе сейчас икнулось в гробу… Чтоб ты там билась головой о крышку…

      У Бельмаса была причина негодовать по поводу несостоявшейся тещи. Год назад Клавдия Никитична разыскала его в колонии, добилась свидания. Он, признаться, глаза выпучил, хлеборезку раскрыл и онемел. Его всемирный потоп так не удивил бы, или пришелец с другой планеты, или внезапное освобождение с извинениями, но появление Клавдии Никитичны с ее брезгливой физиономией весьма удивило. Бельмас сел на стул, ладони положил на колени и таращился на воплощение гордыни, высокомерия и презрения. Она сильно сдала, так что и узнать трудно, но он узнал бы ее в любом случае, несмотря на истонченную кожу в миллионах морщин, подпортившую когда-то красивую женщину. Узнал бы по непримиримым глазам, по властному лицу, по тонким поджатым губам и крючковатому носу. Ему стало не по себе от затянувшейся паузы, Клавдия Никитична прищуривала и раскрывала глаза пумы, изучая его. Наконец она сказала:

      – Ну, здравствуй, Георгий… Гоша… Жора…

      – Здравствуйте, – пролепетал он опасливо.

      Бельмас по кличке Бельмо, который выделялся среди собратьев особым куражом и умом, который проявлял наглую смелость, где надо и не надо, чем снискал уважение и почитание, откровенно боялся старухи. Боялся, как дикий зверек боится пожара в лесу, и гадал: чего это она вздумала навестить его после стольких лет? А прошло – ого! – почти двадцать два года! Бельмас обратил глаза внутрь: неужели и он постарел, неужели так же препогано выглядит? Ни разу не задумывался, что годы-то летят, как психованные, изменяя людей до неузнаваемости. Вот уже и ему сорок семь. Спрашивается: какого черта он затрепетал перед старой каргой? Бравируя, Бельмас закинул ногу на ногу и спросил с ухмылочкой:

      – Чем обязан?

      – Не буду говорить, – высокомерно начала она, – что видеть мне твою рожу – хуже горькой редьки. Это ты сам знаешь. Но обстоятельства сложились не в мою пользу.

      – Что же за обстоятельства привели вас к моей роже? – хихикнул Бельмас.

      – Внучка.

      – Ваша внучка?

      – И твоя дочь, – произнесла Клавдия Никитична сухо. Просто проскрипела, как старая, высохшая коряга.

      На Бельмаса будто ушат холодной воды вылили. Кажется, он ослышался.

      – Повторите, что вы сказали?

      Ей явно не в кайф было говорить, но она процедила на одной ноте, сверля Бельмаса ненавидящими глазами:

      – У тебя есть дочь. Зовут ее Сандра. Отчество Георгиевна. Ей двадцать один год.

      Надо ли говорить, что у Бельмаса после каждого слова старухи подпрыгивало сердце, как лягушка на сковородке? Надо же, а до этого он и не знал, где оно у него находится. Дочь? У него?! Невероятно! От таких новостей людей инфаркты хватают, но Бельмас крепок телом и духом, и он вымолвил, хотя и с трудом, однако нежно:

      – Сандра… дочь… моя… И вы столько лет молчали?!

      – Я бы и сейчас не приехала, когда б не нужда.

      – Вам деньги нужны? – прищурился он, восприняв фразу по-своему: старушка надумала вымогательством заняться.

      – Дурррак, – смачно каркнула она, а на ее лице появилось гадливое выражение. Да, Клавдия Никитична дружит со спесью. Она спит с ней, ест с ней, дела делает с ней. А оскорбить ей Бельмаса – бальзам на душу. – У меня другая нужда, тебе необязательно знать о ней. А что я должна была говорить Сандре? Ты считаешь, тобой гордиться можно? Хм, отец моей внучки – потомственный вор, выродок рода людского, который провел по тюрьмам большую часть своей гнусной жизни… Короче, так: я даю тебе шанс, потому что… неважно. Ты обязан присмотреть за Сандрой.

      – А Нина?