Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934). Дмитрий Шестаков

думой так давно знакома,

      Никогда не видя света и тепла.

      И когда нежданно нежное участье,

      Искреннюю ласку встретишь ты в чужом,

      Бедный мой ребенок, ты не веришь в счастье,

      Ты не смеешь верить никому ни в чем.

      Диким и холодным взором отвечаешь —

      А в груди-то сердце рвется на куски, —

      Да забьешься в угол, да одна рыдаешь

      Под наплывом тяжкой, давящей тоски.

      О, моя бедняжка! без любви сердечной

      Жизнь твоя уходит, вянет жизнь твоя,

      Столько сил, быть может, столько бесконечной

      Жажды быть счастливой скорбно затая…

      Но, я верю крепко, на пути тяжелом

      Тот тебя восстанет втайне подкрепить,

      Кто Единый счастья светлым ореолом

      Всякое страданье властен озарить.

1892

      XIV. Сестре (А. Р.)

      Букет цветов с родных полей

А. Р.

      Ты пела, милая. Та песня пробудила

      В моей душе давно безмолвную струну.

      Ужель и мне блеснет мое светило?

      Ужели снова я и вспомню, и вздохну?

      Так, сердцу живо все, – глубоко и ревниво

      На темном-темном дне оно хоронит клад

      И этой свежести лукавой и счастливой,

      И этих детских игр, веселий и досад.

      Пусть все развеяно, пускай среди разгула

      Кустов разросшихся и спутанных ветвей

      Тропинка детская бесследно потонула,

      Ты пела, милая, – мы встретились на ней.

1902

      XV. В. В. Розанову – при посылке портретов детей

      Вам, посвятившему детям столько рвенья,

                 Правдивых строк, —

      Вот на мои надежды и волненья

                 Живой намек.

      Была и третья… И ее желалось

                 Послать портрет…

      Росла она… ей сердце любовалось…

                 Ее уж нет.

      Но милый луч ее мелькнет случайно

                 Из этих глаз,

      И, может быть, и Вы вздохнете тайно

                 Об ней, о нас.

1901

      XVI. Памяти В. С. Соловьева

      У могилы твоей, под печальным крестом

      Не роняю я слез, не шепчу о былом,

      И ревнивой судьбы я, собрат, не виню

      За недолгую, грустную юность твою.

      На печальном кресте всё мне грезится тот,

      Кто всю кровь и любовь за людей отдает,

      Чьи святые объятья от века зовут

      Каждый алчущий дух, каждый искренний труд,

      Кто незримый и нежный поникнул челом

      Над могилой твоей, над печальным холмом.

1900

      XVII. Две книги

      Ты знаешь ли вечную книгу – как чаша безбрежная вод,

      Она за страницей страница, грозя и лаская, течет.

      И сколько в ней страсти и скорби, как темен и внятен язык,

      То кличет, как юноша резвый, то стонет, как вещий старик.

      И каждый ту книгу читает, но трудно в ней смысл разгадать,

      И строго на ней почивает перста неземного печать.

      Бежит за страницей страница – торопится отдых и труд,

      И люди ту