Территория чувств. Елена Ронина

да ладно тебе! – Зоя пыталась перевести разговор на другую тему. – А смотрю, у вас никто огород не разводит, одна трава сплошная, Алеша, почему, а? Ленивые, я так думаю.

      – Немцы? Ленивые?! – Вася аж подскочил на стуле. – Ну, ты, мать, даешь! Ты посмотри, какая везде чистота, стерильность прямо-таки. И все улыбаются, у всех прекрасное настроение. Даже в Ахтубинске не так. А сейчас как мы живем, я тебе, Лёшка, передать не могу. Посадил Саня нас с матерью за высокий забор, и сидим там, друг на друга целый день смотрим. Ни выйти, ни войти. Дурдом. Нет, ну я не выдержал, в первый же день пошёл стучать в соседские калитки. Так ты представляешь, чучмек какой-то выскочил, на поводке у него волкодав, и кричит: «Уйди, уйди!» Говорю: «Почему я должен уходить, я Ваш сосед, молодой человек, пришел с Вами познакомиться». А он сквозь лай этот звериный: «Уйди да уйди». У вас тоже тут так?

      Алексей посмеивался и потягивал пиво.

      – У нас чучмеков нет. Собак, конечно, тоже на тебя не выпустят, только в калитку никто звонить не будет, позвонят, если нужно, по телефону, чтобы договориться о встрече.

      – Так где ж телефон взять? Вот если мы, к примеру, только приехали?

      – Справочники телефонные есть, можно записку в почтовый ящик бросить, такое красивое приглашение, всё продумано, чтобы соседи жили дружно, не нарушая чужой покой.

      – Ты хочешь сказать, что я нарушаю чужой покой? Вот и сестра твоя меня ругала: «куда прёсся, куда прёсся»? Жить я сюда приехал, и не могу я за забором сидеть, как собака какая. Ну, позавтракали, ну, в доме прибрали, ну, чай попили, телек посмотрели, обед приготовили. Дальше что? Жизнь, что ли? А Санька обижается: «Чего вам не хватает, что ты, пап, нервничаешь?» Не привыкли мы с матерью без дела. Вот ты меня понимаешь?

      – Я понимаю, не кипятись ты, Вась.

      – Это страшно, Лёшка, на старости лет остаться без своего угла.

      Алексей понимал родственника, как никто. Он и в Россию не ездил, домой, потому что вроде немного привык к новой жизни, вроде приноровился. Совсем не его угол, чужой, холодный, неродной, дети чужими стали, но здесь он уже нашёл себе место. Может, не кресло, так, табуретка не по размеру, но это уже была его табуретка. Но всё-таки приехал он сюда в сорок, а не как Василий, в шестьдесят. И характер у Алексея другой, терпимее он. А Василий – он смолоду резкий, непримиримый, всю жизнь парторг, всех на собраниях разбирал, прорабатывал, и Зое от него доставалось, и сыну Сашке. И вот теперь нужно подстраиваться под чужую жизнь. Хочешь не хочешь. И обратной дороги нет.

      – Вась, Алёша подумает, что и вправду Сашка нас в клетке держит. Всё у нас хорошо, скучновато, конечно, это правда. Но ведь сыну дом помогли купить? Помогли! Теперь они с Галей уставшие с работы приходят, а в доме у них полный порядок: и прибрано, и приготовлено. Ну чего ж детям не помочь!

      – На старости лет к детям в прислуги, – Вася никак не мог представить картину их с Зоей жизни хоть в каком-то удобоваримом свете. Всё у него выходило не так, всё плохо. А может, пиво виновато. Ясно же, выпил немножко человек и давай себя жалеть, да на жизнь жаловаться, да виноватых