Песни Мальдорора. Стихотворения. Граф де Лотреамон

Дай я смочу тебе уксусом лоб и виски.

      – Ахнет, матушка…

      И он без сил откинулся на спинку стула.

      – Во мне творится что-то непонятное. Все не по мне, все вызывает раздраженье.

      – Как ты бледен! О, я предчувствую: еще до наступления утра случится что-то страшное, что ввергнет всех нас в пучину бедствий!

      Чу! Где-то вдали протяжные крики мучительной боли…

      – Мой мальчик!

      – Ах, матушка… страшно!

      – Скажи скорее, тебе больно?

      – Не больно, матушка… Неправда, больно!

      В каком-то отрешенном изумлении заговорил отец:

      – Такие крики, бывает, раздаются слепыми беззвездными ночами. И хоть мы слышим их, но сам кричащий далеко отсюда, быть может, мили за три, а ветер разносит его стоны по окрестным городам и селам. Мне и раньше рассказывали о таком, но еще никогда не случалось проверить, правда ли это. Ты говоришь о несчастье, жена, но нет и не было с тех пор, как стоит этот мир, никого несчастнее, чем тот, кто ныне тревожит сон своих собратьев…

      Чу! Где-то вдали протяжные крики мучительной боли.

      – Дай Бог, чтобы тот край, где он родился и откуда был изгнан, не поплатился тяжкими бедами за то, что дал ему жизнь. Из края в край скитается он, отринутый всеми. Одни говорят, будто он с молодых лет одержим некоей манией. Другие – будто неимоверная жестокость дана ему от природы, будто он сам ее стыдится, а его отец и мать умерли от горя. Иные же уверяют, что причиною всему прозвище, которое дали ему еще в детстве товарищи и которое озлобило его на всю жизнь. Обида была так сильна, что он счел это оскорбление неоспоримым доказательством человеческой жестокости, свойственной людям с малолетства и лишь усиливающейся с возрастом. Прозвали же его ВАМПИРОМ!..

      Чу!.. Где-то вдали протяжные крики мучительной боли…

      – Говорят, денно и нощно его терзают такие страшные виденья, что кровь струится у него из уст и из ушей; кошмарные призраки обступают его изголовье и, повинуясь некоей необоримой силе, то вкрадчиво и тихо, то оглушительно, подобно тысячегласному реву грозной сечи, не зная жалости, твердят и твердят ему все то же ненавистное и неотвязное прозвище, от которого не избавиться до скончания веков. Кое-кто думает, будто он жертва любви или его терзает раскаяние за некое неведомое, скрытое в темном прошлом преступление. Большинство же сходится на том, что его, как некогда Сатану, снедает непомерная гордыня и он притязает на равенство с самим Господом.

      Чу!.. Где-то вдали протяжные крики мучительной боли…

      – Увы, мой сын, эти страшные откровения не для твоего невинного слуха, и я надеюсь, ты никогда не станешь таким, как этот человек.

      – Говори же, Эдуард, скажи, что никогда не станешь таким, как этот человек.

      – Любимая матушка, клянусь тебе, родившей меня на свет, что никогда, если только имеет какую-то силу чистая клятва отрока, никогда не стану таким.

      – Ну, вот и хорошо, сынок, и помни: во всем и всегда ты должен слушаться матери.

      Далекие стоны затихли.

      – Жена, ты кончила свою работу?

      – Осталось