Блудный бес. Татьяна Андреевна Смирнова

ь, блуд. Так уж интерпретировало сюжет Страшного суда средневековое сознание, дуалистичное и мифологизированное. А ведь по изначальной задумке не страшный змей, а река Божественной любви вытекает от Престола Божия, и на своем пути сжигает все пороки и всю нечисть. Как же так Любовь могла извратиться в змея? Она провела детей мимо страшного изображения и ввела внутрь собора. С удовольствием и интересом она рассказала школьникам про иконостас, части храма и храмовую роспись, про мощи и святых угодников. Потом они обошли весь монастырь и вышли к Москве-реке. Монастыри-крепости, сторожа Москвы со всех дорог оберегали столицу от неприятеля. И удивительный вид на город с Новоспасского моста, а потом еще и прогулка вдоль пруда, где монахи средних веков ловили рыбу, превратила экскурсию в занимательное приключение.

      – Ну что ж, до понедельника, – попрощалась она со своими учениками и отправилась домой.

      По дороге зашла в продуктовый и купила чечевицу, предвкушая аромат приготовленного с луком яства. «Блюдо с историей» – называла она такие кушанья, упоминание о которых переносило в другую эпоху. Ее муж, Геннадий Семенович, любил всё, что готовила для него жена. Но с рассказом и с вспоминанием о прошлом, блюдо и вправду из обычной еды превращалось в переживание, ощущение, прикосновение к истокам.

      – А не хочешь ли отведать чечевичной похлебки? – спросила она, шутя.

      – Я на всё согласен. Из твоих рук я всё приму: и не побоюсь потерять первородство, как ветхозаветный Исав.

      – Ну, раз ты угадал мою загадку, то пошли за стол, – улыбнулась Екатерина Сергеевна.

      Ветхозаветный «праведник» Иаков наварил чечевицы, чтобы выменять её на первородство у старшего брата, пришедшего голодным с охоты.

      – Неужто так всё и примешь, и райское яблочко? – продолжала шутить она.

      – Я знаю, что никакую гадость ты мне не предложишь, – уверил муж и с удовольствием начал кушать.

      – Что бы ты хотел на ужин? – Спросила Екатерина Сергеевна, вставая из-за стола.

      – Я не буду ограничивать твою фантазию своими инструкциями. Твори, – ответил Геннадий Семенович, передавая пустую тарелку. – Каждое твое блюдо, как акт мироздания из стихий природы.

      – Ну ты скажешь, наделяешь кухарку творческим даром. А в прочем… – она задумалась, вспоминая, как готовила её бабушка: как нарубала в шипящее масло лук и морковь, как крошила принесенные с огорода овощи и варила до тех пор, пока по дому не разносился душистый аромат борща… – пожалуй, ты прав.

      – Вот я и думаю, если у человека убрать воображение и заставить готовить по рецепту, то даже если будет превосходный результат, у такого блюда не будет «души», это останется лишь перерисовкой картины великого художника, а не шедевром. Я бы хотел, чтобы ты творила сама и вкушала радость творчества, наделяя блюда этой радостью.

      – Полностью согласна и «ничто же вопреки глаголю», – кивнула Екатерина Сергеевна, уходя на кухню.

      Глава вторая. Критические дни.

      – Катя, просыпайся, в школу пора, – кричала мама, суетясь на кухне.

      Катя открыла глаза. Сегодня ей совсем не хотелось вставать, поскольку щемящая боль сдавливала живот. «Опять эти дни», подумала она и пошла проверять. Так и есть, впереди несколько дней с болью и кровавыми выделениями. «Когда бы уж оно закончилось». Но началось все еще накануне. Вечером она читала книгу и заснула поздно. А во сне пришло сладострастное ощущение близости с соседом или мальчиком из детского сада: словно он обнимает, а она лежит у него на груди… Эти фантазии преследовали уже не первый год: сначала робко, потом всё навязчивее, и, наконец, уводя ум в иллюзорный мир чувственного удовольствия. Чтобы усердно учится в школе, предстояло сбросить с себя всю эту блажь, а для этого холодный душ, обтирание жестким полотенцем и; «мам, сегодня я без сладкого обойдусь», сказала она за завтраком. Про боль и свои ночные фантазии Катя с мамой разговоров не заводила, да и вообще поделится об этом было не с кем. «Что за ерунда со мной происходит?» Этот вопрос не оставлял её в покое, и особенно в такие дни, критические, «критинические», как про себя шутила Катя. Боль то оставляла, то подступала с новой силой, то валила с ног. Уставшая уже в начале дня, Катя отправилась в школу, затем вернулась домой и, обессиленная, упала на диван. День, второй, третий, и вот, наконец, долгожданное облегчение.

      Глава третья. Козел с портфелем.

      Второклашка Катька ездила в школу на автобусе со старшим братом Васей. Но он, увлекаясь разговором с другом, часто говорил: «ты ведь и сама дойдёшь?». «Конечно дойду», – не теряла достоинства девочка. Они стояли в ожидании рейсового автобуса, который мчал без остановок прямо до самой школы, ровно в 8: 15 автобус стоял на остановке, перезаполненный школьниками, студентами и конторщиками и пенсионерами, все хотели попасть на рейсовый. И вот, протиснувшись между спинами, она стояла зажатой между бабушкой с авоськами и мужчиной с портфелем. Как обычно, если согнуть ноги в коленях, то можно повиснуть на соседях, придерживающих девочку своей массой, как окружающими стенами. Катька попробовала: и точно, повисла. В этот момент рядом стоящий мужчина повернул