Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии. Ричард Морган

десять лет до моего рождения.

      – Довольно старомодный подход, вы не находите?

      – Вас так глубоко трогает то, что произойдет с Димой?

      Я провёл языком по ранкам во рту. Вспомнил кружок холодного металла, прижатый к затылку, и покачал головой.

      – Нет. Но разве это останавливает таких людей, как он?

      – Существует ещё несколько тяжких преступлений, за которые предусмотрена высшая мера. Однако сейчас в этих случаях стирание, как правило, заменяют двумя-тремя столетиями хранения.

      Выражение лица Ортеги говорило, что лично она не приветствует подобную гуманность.

      Поставив кружку, я потянулся за сигаретой. Движение было машинальным, и я слишком устал, чтобы с ним бороться. Ортега махнула рукой, отказываясь от протянутой пачки. Прикоснувшись кончиком сигареты к зажигательной полоске, я прищурился, глядя на лейтенанта.

      – Ортега, сколько вам лет?

      Она подозрительно посмотрела на меня.

      – Тридцать четыре. А что?

      – Гм, и вас ни разу не оцифровывали?

      – Почему? Несколько лет назад у меня была психохирургическая операция, и я пару дней провела на хранении. Но если не считать этого, то не оцифровывали. Я не преступник и у меня нет денег на космические путешествия.

      Я выпустил облачко дыма.

      – Вы относитесь к этому чересчур чувствительно. Или я не прав?

      – Я же сказала, что никогда не совершала преступлений.

      – Понимаю. – Я вспомнил последнюю встречу с Вирджинией Видаурой. – Иначе вы бы не считали, что выпасть из жизни на двести лет – это легко.

      – Я этого не говорила.

      – А и не надо было ничего говорить.

      Не знаю, что заставило меня забыть о том, что Ортега представляет закон, но что-то определенно было. Это что-то зародилось в пространстве между нами подобно статическому заряду. Я наверняка бы разобрался в этом, если бы мои подсознательные навыки чрезвычайного посланника не были притуплены новой оболочкой. Но что бы это ни было, оно уже исчезло. Расправив плечи, я сделал глубокую затяжку. Мне просто необходимо выспаться.

      – Кадмин стоит очень дорого, так? Высокие накладные расходы, большой риск, он должен брать за работу очень много.

      – В среднем двадцать тысяч за дело.

      – В таком случае Банкрофт не покончил с собой.

      Ортега подняла брови.

      – Шустрая работа для человека, только что прибывшего сюда.

      – О, не надо. – Я выдохнул в её сторону облако дыма. – Если бы это было самоубийство, кому, чёрт побери, понадобилось бы платить двадцать тысяч, чтобы меня пришить?

      – Вас очень любят, да?

      Я подался вперед.

      – Нет, меня терпеть не могут во многих местах, но только не люди, у которых есть такие связи и такие средства. Я не столь крупная птица, чтобы нажить себе влиятельных врагов. Тот, кто натравил на меня Кадмина, знает, что я работаю на Банкрофта.

      Ортега хитро усмехнулась.

      – Кажется, вы говорили, что по имени вас не называли?

      «Устал,