Post scriptum. Альберт Светлов

ованным перекладинам

      К тебе. В поднебесье.

      Будто барон Мюнхгаузен на пушку.

      И стану без памяти целовать

      Полупрозрачные одуванчики твоих ладошек.

      Мы нанесём медовое солнце

      На ржаные чёрствые четвертинки,

      Пропитаем корочки

      Взбитыми ванильными сливками

      И приправим утренней слезинкой

      Ромашковой серебристой эссенции.

      Никому не дано проведать

      О нашем секретном рецепте,

      Мы не проболтаемся

      Даже вездесущим ангелам.

      Не каждый обречён на любовь,

      Длящуюся всего лишь три года,

      И отбрасывающую свет

      Вперёд на три десятилетия.

      Мало, кто способен

      Вырваться из привычного окружения

      И взобраться на седьмое небо,

      Чтобы, ошалев, касаться губами

      Одуванчиков, проросших

      Сквозь линии жизни

      Ладошек своей возлюбленной.

      Подарок

      Заманчиво в мае маяться

      Недорастраченной в феврале тоскою.

      Ощупывать этот кусочек льда,

      Колючий, голубоватый, плачущий,

      Подрагивающий где-то под ключицей,

      Словно в бокале с бурбоном.

      И не мешающий запаривать липовый цвет

      С розовыми лепестками меланхолии,

      Вязать невесомую тополиную рубашку,

      Постукивая стальными спицами,

      Словно костяшками домино,

      И отправлять этот волшебный подарок в прошлое,

      Туда, где не осталось никого,

      Кто знаком мне,

      Кому знаком я,

      Туда, где песок уже не хранит

      Следы моих истёртых сандалий,

      И гаснет отблеск зимы

      В зелёных колдовских глазах

      Озорной хулиганки-весны,

      Опирающейся на воздух

      Оперением ласточек и жаворонков,

      Обмахивающейся веером сирени

      И высматривающей с высоты донжона

      Всадника в солнечных доспехах,

      Рыцаря поющего сердца,

      С крапивницей на страусином плюмаже.

      Память о той, которая…

      В поминальнике жизни

      Есть ещё с десяток

      Пустых страниц

      С надогнутыми уголками.

      Потёртые исписанные листы пронумерованы

      Римскими и арабскими цифрами.

      Вперемешку.

      Как ассорти.

      Треть заметок выдрана,

      Утеряна,

      Не восстановить.

      Напрасный труд.

      Калейдоскоп событий,

      Новолуний и равноденствий.

      Почерк торопится,

      Грешит многословием и двусмыслием.

      Бумага гниёт и распадается,

      Сыплется прахом

      Или отсыревши порохом.

      Список прочитанных книг,

      Таблица исполненных дел,

      Загаданных и сбывшихся желаний,

      Перечень испытанных друзей.

      Чего меньше?

      Кто рядом?

      В друзьях Пруст и Блэкмор,

      Да сэр Пол Маккартни.

      Прочих

      Словно корова языком слизнула.

      Заматерели,

      Оглохли,

      Ожирели.

      Суховеями как порванные бусы поразогнало

      Вдоль рубежей

      Пока ещё неизмеренных.

      Потягивают пластиковый самогон,

      Просиживают малиновые штаны

      В башнях из жёлтого кирпича,

      Растащив на гнёздышки

      Дорогу в Изумрудный город.

      К великому и ужасному

      Жуликоватому Гудвину,

      Подмигивающему из-за обложки блокнота,

      Послесловие к которому написано не мной.

      Лишь память светит лампадкой

      В беззвёздном тумане одиночества.

      Память о той,

      Что умерла с прошлым веком.

      Память о той,

      Что выдумал

      В тщетной попытке

      Написать книгу о любви,

      В бесплодных стараниях

      Сказать что-то новое.

      И только испортил ежедневник.

      Но в нём

      Сквозь десять восковых зим

      Протаивает