Пианино из Иерусалима. Анна Малышева

заказчица уверена, что пианино – то самое.

      – Она права, наверное, – покладисто согласилась Ракель. – Сколько таких пианино может быть в мошаве? Тут людей не так много. Интересно, кто нарисовал эту картину?

      – Это я как раз знаю, – заметила Александра. – Обычно я не говорю о делах заказчика, но, сдается мне, это не тайна. Меня не просили хранить этот секрет. Автор – муж моей московской заказчицы.

      – Этой Иланы? – Ракель сдвинула на переносице четко обрисованные брови. – Интересно. Получается, он бывал в том доме и знал Анну?

      – Несомненно! – кивнула Александра. – Такие детали не выдумаешь, вы вот сразу узнали и комнату, и сестру. Или же… Он мог рисовать по фотографии. Но полотно старое. Я сужу по состоянию холста и красок. Ему вполне может быть около шестидесяти лет.

      – А как его зовут? – Ракель жадно рассматривала картину, которую поставила рядом с собой на свободный стул.

      Поколебавшись – художница нарушала все свои принципы относительно тайны заказа, – Александра ответила:

      – Генрих. А судя по тому, что у его жены фамилия – Магр, то Генрих Магр.

      – Не помню ни одного Генриха среди знакомых Анны. – Ракель не сводила взгляда с картины, словно заворожившей ее. – И фамилию слышу впервые.

      – Илана упомянула, что она родилась в Вифлееме.

      Ракель задумчиво сделала глоток вина. Ее глаза затуманились, она вновь переживала прошлое, глядя на картину.

      – Илана – имя популярное. Может, у сестры была знакомая Илана… Когда тебе десять, а сестре пятнадцать, это два разных мира… Когда Анна пропала, я это очень хорошо поняла. Меня расспрашивали больше всех, думали, что сестра должна все знать. А я не могла ответить на каждый второй вопрос.

      – Вы сказали… – нерешительно произнесла Александра. – Извините, если причиняю вам боль, но… Вы сказали, что вашу сестру убили?

      – Я вам расскажу, – ответила Ракель.

      В этот момент Павел издал легкий мелодичный храп. Очнулся, изумленно огляделся, словно не понимая, где находится.

      – В кухне стоит диван, – Ракель махнула в сторону открытой двери. – Там есть подушка.

      – Спасибо огромное, – пробормотал мужчина, растер ладонями лицо и, слегка пошатываясь, словно все еще во сне, направился в кухню. Оттуда донесся скрип рассохшейся мебели, на которую грузно осело тело.

      – Я все вам расскажу, – повторила Ракель. – Я это рассказывала много раз, когда пропала Анна. Очень давно…

* * *

      Рассказывая, она смотрела не на гостью, а на картину, и говорила словно со своим прошлым, почти забытым и внезапно ворвавшимся в ее жизнь.

      – Мы с сестрой не отсюда, мы родились в Хайфе. Отец работал в порту, мама ходила убирать квартиры. Квартира была крошечная, вся в плесени, в Бат-Галим, у самого моря. Жили бедно, но после войны многие так жили. Однажды отец управлял неисправным подъемником, груз сорвался и ранил его. Он умер там же, на месте. Его не решились вытащить из-под контейнера. Мама уже тогда болела. К врачам она не обращалась, бегала