Шесть алых журавлей. Элизабет Лим

можешь контролировать. Если кто-либо о ней узнает, тебя навсегда вышлют из Кияты. – Брат поднял мое лицо за подбородок и вытер слезы. – А если тебя отошлют далеко-далеко от дома, кто же будет присматривать за тобой, сестрица? Кто сбережет твои секреты и придумает оправдания твоим шалостям? Не я, – он грустно улыбнулся. – Так что веди себя хорошо, ладно?

      – Меня и так отошлют далеко от дома, – буркнула я и отвернулась от него.

      Затем опустилась на колени, собрала клочки бумаги, раскиданные по полу мачехой, и прижала Кики к сердцу, словно это могло вернуть ее к жизни.

      – Она была моим другом.

      – Это просто бумага.

      – Я собиралась загадать желание, чтобы она стала настоящим журавлем, – мой голос дрогнул от комка в горле, взгляд направился к кучке сложенных мною птичек. Почти две сотни, но ни одна из них не ожила, как Кики.

      – Только не говори, что веришь в легенды, Сиори, – ласково произнес Хасё. – Если бы тысяча бумажных птичек исполняла желание, то люди только бы и делали, что складывали воробьев, сов и чаек, мечтая о горах риса, золота и о ежегодном хорошем урожае.

      Я промолчала. Хасё попросту не понимал. Он сильно изменился, как и все мои братья.

      – Я попрошу отца пустить тебя на Летний фестиваль, когда он будет в более благосклонном расположении духа, – он вздохнул. – Это поднимет тебе настроение?

      Ничто не могло облегчить мое горе из-за Кики, но я кивнула.

      Хасё присел на корточки и сжал мое плечо.

      – Может, следующие несколько недель в компании мачехи пойдут тебе на пользу.

      Я сбросила его руку. Все и всегда вставали на ее сторону! Даже слуги, пусть они и звали ее Райкамой за спиной, никогда не отзывались о ней плохо. Как и мои братья. Или отец. Особенно отец.

      – Я никогда ей этого не прощу. Никогда.

      – Сиори… наша мачеха не виновата в произошедшем.

      «Ты виновата», – так и слышалось в его словах, хотя Хасё хватило ума не произносить их вслух.

      Это правда, но я не собиралась ее признавать. Что-то во взгляде мачехи, когда она узнала о моей встрече с драконом, вызвало у меня дрожь по телу.

      – Ей наверняка нелегко жить вдали от дома. Здесь у нее нет ни друзей, ни семьи.

      – У нее есть отец.

      – Ты знаешь, что я имел в виду, – брат сел, скрестив ноги. – Помирись с ней, ладно? Как минимум это облегчит мне задачу. Нужно же уговорить отца пустить тебя на фестиваль.

      Я стиснула зубы.

      – Хорошо, но я не собираюсь с ней разговаривать.

      – К чему эти капризы? – не унимался Хасё. – Она любит тебя.

      Я повернулась к брату, посмотрела на морщинку между его бровей, на дергающийся левый глаз. Верные признаки того, что моя несговорчивость уже утомила его.

      – Ты мне не веришь, не так ли? – тихо произнесла я. – Насчет дракона.

      Хасё слишком долго медлил с ответом:

      – Конечно же, верю.

      – Нет. Мне шестнадцать, я уже не ребенок и знаю, что видела.

      – Что бы ты ни