Я дышу, и значит – я люблю. Владимир Высоцкий

ловек – у щипачей, —

      И гражданин начальник Токарев

      Из-за меня не спал ночей.

             Ни разу в жизни я не мучился

             И не скучал без крупных дел, —

             Но кто-то там однажды скурвился, ссучился —

             Шепнул, навел – и я сгорел.

      Начальник вел себя не въедливо,

      Но на допросы вызывал, —

      А я всегда ему приветливо

      И очень скромно отвечал:

             «Не брал я на душу покойников

             И не испытывал судьбу, —

             И я, начальник, спал спокойненько,

             И весь ваш МУР видал в гробу!»

      И дело не было отложено

      И огласили приговор, —

      И дали все, что мне положено,

      Плюс пять мне сделал прокурор.

             Мой адвокат хотел по совести

             За мой такой веселый нрав, —

      А прокурор просил всей строгости —

      И был, по-моему, неправ.

      С тех пор заглохло мое творчество,

      Я стал скучающий субъект, —

      Зачем же быть душою общества,

      Когда души в нем вовсе нет!

1962

      Серебряные струны

      У меня гитара есть – расступитесь, стены!

      Век свободы не видать из-за злой фортуны!

      Перережьте горло мне, перережьте вены —

      Только не порвите серебряные струны!

      Я зароюсь в землю, сгину в одночасье —

      Кто бы заступился за мой возраст юный!

      Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —

      Только б не порвали серебряные струны!

      Но гитару унесли, с нею – и свободу, —

      Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды!

      Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду —

      Только не порвите серебряные струны!»

      Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,

      Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!

      Загубили душу мне, отобрали волю, —

      А теперь порвали серебряные струны…

1962

      Тот, кто раньше с нею был

      В тот вечер я не пил, не пел —

      Я на нее вовсю глядел,

                Как смотрят дети, как смотрят дети.

      Но тот, кто раньше с нею был,

      Сказал мне, чтоб я уходил,

      Сказал мне, чтоб я уходил,

                Что мне не светит.

      И тот, кто раньше с нею был, —

      Он мне грубил, он мне грозил.

                А я все помню – я был не пьяный.

      Когда ж я уходить решил,

      Она сказала: «Не спеши!»

      Она сказала: «Не спеши,

                Ведь слишком рано!»

      Но тот, кто раньше с нею был,

      Меня, как видно, не забыл, —

                И как-то в осень, и как-то в осень —

      Иду с дружком, гляжу – стоят, —

      Они стояли молча в ряд,

      Они стояли молча в ряд —

                Их было восемь.

      Со мною – нож, решил я: что ж.

      Меня так просто не возьмешь, —

                Держитесь, гады! Держитесь, гады!

      К чему задаром пропадать,

      Ударил первым я тогда,

      Ударил первым я тогда —

                Так было надо.

      Но тот, кто раньше с нею был, —

      Он эту кашу заварил

                Вполне серьезно, вполне серьезно.

      Мне кто-то на плечи повис, —

      Валюха крикнул: «Берегись!»

      Валюха крикнул: «Берегись!» —

                Но было поздно.

      За восемь бед – один ответ.

      В тюрьме есть тоже лазарет, —

                Я там валялся, я там валялся.

      Врач резал вдоль и поперек.

      Он мне сказал: «Держись, браток!»

      Он мне сказал: «Держись, браток!» —

                И я держался.

      Разлука мигом пронеслась,

      Она меня не дождалась,

                Но я прощаю, ее – прощаю.

      Ее, как водится, простил,

      Того ж, кто раньше с нею был,

      Того, кто раньше с нею был, —

                Не извиняю.

      Ее, конечно, я простил,

      Того ж, кто раньше с нею был,

      Того, кто раньше