От войны до войны. Вера Камша

если б земля могла рождать камни подобающей чистоты и размера. Честь истинного талигойца висит у него на шее подобно рыцарской цепи, и нет потери горше, чем потеря оной…»

      – Ты прав, – Зеленоглазый вновь смеялся, – я говорю о твоей чести. Мертвой чести. Каменной чести. Глупой чести. Она мешает тебе, твое сердце зовет тебя в иные дали.

      Иные дали? Что там? Ветер в лицо, шум бьющихся о скалы волн, сверкание молний. Приближается гроза, нужно укрыться, отчего же ему не хочется уходить, а камень и впрямь мешает. Камень или честь?

      Свет дробился о грани бриллианта. Бриллианта, в сравнении с которым знаменитое «Сердце Полудня» казалось жалкой галечкой. Бросить это?! Игра красок завораживала. Зеленоглазый лукав… Он сбивает рыцарей с прямой дороги на кривые, темные тропы и смеется, он всегда смеется. Это его проклятие – он не может плакать, только смеяться, он не может миловать – только карать, он не может любить – только ненавидеть, он бессмертен, но «страшнее смерти жизнь его и тех, кого он избирает своими спутниками».

      – Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой?

      – Нет. Мои тропы не назовешь счастливыми, и вам, людям, ими не пройти.

      – Чего же тебе нужно?

      – Ничего, – ворвавшийся в окно закатный ветер растрепал золотистые волосы. – Спроси свою совесть, чего нужно тебе, и постарайся не лгать. Хотя бы себе самому.

      Не лгать себе? Он, Алан Окделл, всегда был верен Чести. Но что может знать о Чести Зеленоглазый? Покровитель предателей и сам предатель, тварь, единственная радость которой – морочить людей и сбивать с пути истинного…

      – Алан, – Шарль Эпинэ тряс его за плечо, – не сто́ит спать на солнце, тем более после боя. Демоны приснятся…

      – Уже, – вздохнул Алан, – и не какие-нибудь, а Повелитель Кошек собственной персоной.

      Приснится же такое! Значит, город пока еще в их руках, хорошо бы и вчерашний Совет оказался сном.

      – Шарло, скажи, только честно, ты мне не снишься?

      – Нет вроде, – утешил Эпинэ. – Ну и о чем с тобой говорил Леворукий? Он и в самом деле левша и носит красное и черное или это вранье?

      – Меч он держал в правой, – нехотя буркнул Окделл, – и был в красном, а сапоги у него, кажется, черные.

      – Страшно было?

      – Нет… Глупо, не могу отделаться от мысли, что он сказал что-то важное. Вернее, это я во сне понял то, что не понимал наяву…

      – Прости, что я тебя разбудил, но спать лучше в тени, а еще лучше в собственной постели. А то не только Зеленоглазого увидишь, но и Создателя верхом на крысе. Слушай, раз уж ты проснулся… Что будем делать с Приддом?

      – А я-то надеялся, мне его регентство почудилось.

      – Если бы! Ты не знаешь, где Алва?

      – На укреплениях?

      – Нет его ни там, ни у Октавии, а ей уже совсем пора…

      – Думаешь, Придд?

      – Ну, не кошатник же твой!

      2

      Кэналлиец исчез. Алан не представлял, что Алва может надолго оставить жену, но Октавия была убеждена, что герцог на стенах. Окделл