Сколько нужно мужчин, чтобы…. Наталья Гармс

неминуемое насилие следовало превратить в паритетный половой акт, минимизировав проявление агрессии. – Расстегни лифчик. Теперь погладь, вот здесь. Поцелуй, ох, пожалуйста, поцелуй! Нет, больно не надо делать. Ведь приятнее, когда нежно-нежно. Давай покажу – расстегни ремень.

      И слегка куснула его за толстое ухо.

      «Милица, Милица!» – рычал он, вдруг обнаружив в моем имени раскатистые «р-р», и так раскачивал машину, что она грозила перевернуться. И, наконец, рванул с горы своего живота – в пропасть.

      Черт знает что!

      Потом мы заснули даже. Но поутру, когда в окна забило солнце, он уже буравил меня неприязненным взглядом. И было видно, как в мохнатой его башке скрежещут шестеренки мыслей про то, что его обманули, конечно, и, на самом деле, я обычная проститутка и просто не поладила с клиентами. И самое смешное, я сразу загундосила в тон: «Отчего мы скуксились? Рули в гостиницу, дорогой! Ой, а где моя перчатка? Ты не сидишь ли на ней?»

      И между ног у него пошарила.

      Так бывает: если кто-то рассказывает о своих печалях, высматривая ответную насмешку или злорадство, и тогда злодейский отблеск-таки проскальзывает по твоему лицу. Хотя ты и не относишься к разряду людей, которых радует, что у соседа корова сдохла. Со мной такое тоже случается, вероятно, из-за профессиональной привычки эмоционально подстраиваться под собеседника.

      В гостинице, едва войдя в номер, услышала телефонный трезвон.

      – Наконец! Нашлась! Куда ты вчера пропала? – закричал Леша.

      – Меня похитили! Увезли куда-то за город. Но потом удалось сбежать.

      – Бли-и- ин! А мы переговорили с администратором и вернулись, а тебя уже нет! Бли-и-ин! – повторил он. – Хотели в милицию заявить, но решили подождать до утра. Вдруг ты сама куда-то намылилась! А потом жена дома устроила скандал. Но ты главное, сейчас не исчезай, я скоро приеду!

      Леша бросил трубку.

      Вымывшись под душем, я ощупала себя – все, вроде, цело. Правда, подраспух от удара нос и болит плечо – видимо, ушибла, пока кувыркалась по косогору. Да пропала старинная Мошечкина сережка. Вторую, уцелевшую, я решила пока не снимать. «Твой, оставшийся без пары одинокий Серьга!» Как он там? Давно ничего не слышно!

      Переоделась. Осмотрела пальто: молодцы – финны! «Размахайка» осталась целехонька, хотя и испачкалась немного. «Но это мы застираем. Спокойно, Берсенева. Спокуха! Без истерик!» – настраивалась я перед Лешиным приходом. Но вдруг заметила, что стараюсь не смотреть на себя в зеркало.

      Присела на край голубенькой ванны и крутанула посильнее кран. Вода хлынула в раковину, обрызгав лицо.

      И пока звенящая струя, как в шпионских романах, заглушала все прочие звуки, слывшая более праведной, одна моя часть донимала другую.

      – Сама виновата! Рассиропилась и устроила сцену! – прошипела первая.

      – Так ведь переживала из-за семейных неурядиц! Носила в себе. И вдруг прорвало! – заступилась вторая.

      – Прорвало! – передразнила оппонентка. – В самом неподходящем месте!

      – Ну, да, в чужом городе! Но