Мутные Рифы. Константин Просветов

средь этих рифов и водоворотов ходили суда, суда из дальних мест, таких далёких и спокойных. Эти моряки шли под светом десятков фонарей, развешанных по кормам их судов – так они отпугивали всю ту нечисть, что водилась в этих местах. Но рифам всё равно на свет. При тусклом зареве масляных огней, они лишь с большим рвением выскакивали из пучины тёмных вод. Их люди обходили стороной, но дальше шли водовороты, что затягивали в глубины вод. От них уж было не сбежать; они таились в морской пене, и не ясно было, просто это пена волн или смертельный враг. Лишь рыбаки с далёкой суши отваживались отправляться в эти края, ведь, хоть и было тут опасно, но и рыба водилась здесь отменная. Такой нигде уж не сыскать. Да и земли эти были ничейными – ни один лорд не хотел иметь такой надел, полный ужаса и страха. А потому рыбачили люди как могли. Многие не возвращались из походов, но рыба стоила того.

      И вот, в час ночных дождей по тем путям шла шлюпка на одном парусе, который моряки заблаговременно спустили, ведь зловещие ветра манили их на скалы. Лишь силой двадцати вёсел плыли они меж камней. Завывания восточного ветра звенели в их ушах, а сирены манили сойти на берега крошечных островов. Они обещали отдых и покой, так необходимый морякам. Они пели сладким гласом о мирской жизни, о счастье и богатствах – обо всём, что могло поколебать сердце юнги. Но шторма заглушали песнопенье. Ветер выл немилосердно и поднимал такие волны, что шлюпка качалась из стороны в сторону, страшась завалиться на бок и погрести под собой весь экипаж.

      Скажете, зачем они поплыли этим путём, столь ужасным и опасным? Они везли ценнейший груз – сушёную ягоду-белянку, что росла только на далёком Севере. Из неё готовили отличное вино, да такое, что и во всём мире не сыскать. Для Юга это была диковинка, а потому и платили за неё солидные монеты.

      Рулевой крутил штурвал, борясь с потоками воды. Штурвал крутило так, что ровен час – и оторвёт совсем. Шлюпку бросало из стороны в сторону могучими ветрами и высокими волнами. Гремел гром, и где-то вдалеке сверкали ветвистые молнии. Большая часть экипажа из двадцати моряков пряталась в трюме корабля. Лишь самые умелые и храбрые управлялись с канатами, сами будучи ими привязанными к мачте. Всеми руководил старый капитан, уже плававший в этих тёмных местах. Его седая борода клочьями развевалась на ветру. Но он твёрдо стоял на своих коротких и кривых ногах. Широкою морской походкой он сновал меж смельчаков и отдавал всё новые приказы, постоянно смотря в свою видавшую виды подзорную трубу.

      – Лева давай, лева! – кричал он рулевому.

      Тот, тоже бывалый моряк, сразу исполнил приказ, крутанув штурвал, что есть мочи.

      А сирены всё пела о тихом месте без штормов, вот только мало кто слушал их. Все люди были на взводе. Кровь так и бурлила в их жилах. Азарт взыграл над ними; они томились ожиданием беды; роились по палубе как тараканы, и при свете десятков масляных ламп их тени, длинные и кривые, бегали за ними. По старинным морским законам это был плохой знак. Да и многое другое из виденного сегодня сулило скорую гибель. А сирены всё продолжали петь.

      – Крепче! Крепче держи! – с криком бросился капитан к юнге, который не совладал с канатом.

      Эти канаты были из конопли, а потому достаточно крепки, но сейчас возлагать надежу на что-то столь мелочное и жизненное – это было верным знаком умопомешательства.

      Совладав с канатами, капитан заковылял к рулевому. И, не сделав пары шагов, он пошатнулся. Пошатнулась вся шлюпка. Правый её борт опасно накренился, и лампы попадали в воду.

      – Риф, – пробурчал старик.

      – Течь, течь! – кричали с нижней палубы.

      Капитан лишь устало вздохнул и посмотрел в небеса. Дождь лил немилосердно, капли стекали по лицу старика, теряясь у него в бороде. Течь. Это было концом их плавания. Из такого шторма не выйти с пробоиной, как и чем ты её не заделывай. Все двадцать три души уйдут на корм рыбам. Капитану было жалко свой экипаж, особенно юнг, ведь многих набрал только в этом плавание. Остальные давно уже ходили под его парусами, особенно рулевой. Но сейчас они ничего не могли поделать. Вокруг забегали матросы. Они отцепляли спасательные лодки от бортов и сгружали туда всё необходимое. Все уже давно забыли про ценный груз, а многие его в сердцах проклинали. Кляли и капитана, который продолжал безучастно смотреть на вихри шторма. Раскидистые молнии ярко отражались в его помутневших от старости глазах; да и гром гремел не так уж и сильно; лишь немного покачивало на волнах, да и только. Капитан стоял и сетовал на дождь – он хотел закурить трубку, но табак, гранившийся в мундире, давно уже промок. В каюте были самокрутки, но капитан их не признавал и считал суррогатом. Настоящий мужчина курит настоящий табак своей верной трубкой. Шлюпка шла ко дну. На палубе уже началась давка – все хотели спастись. Капитан же молчал и ни о чём не думал. Это была их воля, их выбор. Он никого не заставлял гибнуть вместе с собой и кораблём. Да, гибнуть. Капитан и его кораблю уходят ко дну вместе и остаются там навсегда.

      – Капитан, сюда! – кричал ему один из старых матросов.

      Да, Вингри Фотершав. Капитан не единожды плавал с ним по этим опасным водам. Но теперь это был их последний поход. Больше они не увидятся. Капитан смотрел, как Вингри