Ты. Илья Рощин

Джонни, в чём специфика русского народа? В том, что все его действия до ужаса просты и обыденны. Трижды разведённая баба Клава, режущая в коммунальной квартире на старой красной дощечке палку докторской колбасы так, чтобы хватило каждому из двадцати человек, пришедших на похороны. Ей с детства говорили не носить головной убор в помещении, но платочек, тот самый, что носят, пожалуй, все пожилые женщины в нашей стране, это единственная чёрная вещь в её гардеробе. Вот где спряталась Россия. Она сидит между почти уже не греющей, ржавой коричневой батареей и стенкой, с которой свисает кусок заляпанной обои, оголяя дряхлую, похожую на швейцарский сыр своими выемками, грязно-белую стену, а напротив греется маленький мальчик. Вернее, пытается согреться. Глупый малыш, разве он не знает, что Россия его никогда не согреет?

      И похороны у нас проходят так же – по-простому, по-свойски. Шестеро понурых ребят выносят закрытый гроб, в котором лежит мой мёртвый друг. Видимо, смерть пришла к нему, выломав двери. Ты не думай, я не сентиментальный плакса, просто размышляю о том, как же это всё досадно, насколько нелепо всё наше существование, да и само течение времени вообще. Любое здание обречено на снос, любая жизнь обречена на смерть, любое начало обречено на конец. Свеча в конце концов обязательно потухнет. Вся наша цивилизация с её ценностями, моралью, историей, культурой в конце концов уйдёт в небытие.

      Священник произнёс какую-то несуразную речь. Затем настала очередь гостей сказать Ване прощальное слово. Люди выстроились в очередь к гробу[1], вокруг которого, упав на колени, рыдали несколько женщин, в одной из которых я узнал Беку. Она очень явно, без нотки наигранности, скорбела по своей утрате, наверное, это была «настоящая любовь». Ну ничего, во время сильного эмоционального переживания девушка ослабевает, так что мне это только на руку. Настала моя очередь говорить:

      – Ваня был неплохим человеком, – как всегда спокойно начал я, – конечно, не идеальным, но кто из нас идеален? Мы с ним хорошо проводили время. Жаль, что больше такой возможности не представится.

      Я был краток тогда, хоть и было что сказать. Странно, у гроба я почувствовал какую-то необъяснимую связь с Ваней. К счастью, это чувство быстро прошло.

      Шестеро мужиков опустили гроб в филигранно выкопанную яму, и все гости начали кидать туда по горсти земли, которая уже успела покрыться тоненьким слоем снега из-за сильных осадков. Как только последний из них кинул свою щепотку, за дело принялись двое мужчин в синих комбинезонах – они кидали уже не горстями, а целыми лопатами, видимо, очень не любили Ваню.

      Священник прочитал последнюю молитву, и все уже начали расходиться по машинам и остановкам. Я был в предвкушении поминок, ведь именно там у меня будет возможность поближе познакомиться с Бекой, которая сегодня была ещё больше опечалена, чем обычно. Уходя, мне всё же захотелось последний раз оглянуться: вялая, как будто картонная могильная плита с изображением старого друга, к ней уныло приставлены

1

Знаешь, Джонни, что самое страшное? То, как ужасающе эта очередь похожа на ту, что он видел утром в магазине.