Алерния. Орден. Серг Усов

день после того решения, но упрямство не позволяло ей быстро отыграть назад. И теперь из двоих её близких людей рядом с ней оставался только один, причём не самый нужный из них – в сегодняшних обстоятельствах и предстоящих во Вьеже делах перо и пергамент ей были намного важнее, чем меч и щит.

      – Я бы предпочла не предчувствовать, а знать, Гирш. Урания слишком много нам уступила, и мне не хотелось бы, чтобы в дальнейшем это омрачало наши отношения.

      – У тебя неожиданно хорошо начали складываться отношения с нашей будущей герцогиней, – барон кивнул тихо замершей возле стенке рабыне, чтобы та вновь наполнила ему кубок вином. – Ты заметила, как Урания постоянно демонстрирует тебе своё особенное расположение? Графы заметно бесятся из-за этого, особенно этот старый кровавый упырь Тонийский. Я вначале думал, что виконтесса так специально вас разводит. Но нет. Она, похоже, и правда испытывает почему-то к тебе симпатию. Вот я и думаю, к чему бы это? Что вдруг случилось с ней?

      Отношения среди высших владетелей Вьежского герцогства действительно были весьма натянутыми. Впрочем, как и везде, наверное, слишком много и часто возникают конфликты интересов. Даже откровенное предательство графа Араша, который не только участвовал в заговоре против своего сюзерена, но вступил в сговор с герцогом Цевихским, не являлось чем-то удивительным.

      Остальные пятеро владетелей вьежских графств поддержали Уранию вовсе не из-за преданности к памяти герцога Витора, а потому что, взвесив все за и против, решили: им это выгодно. Точнее, так решили четыре графа. Налья Оминская оказалась с ними на одном корабле силой случайных обстоятельств.

      Молодую графиню плохо воспринимали не только графы, считая её выскочкой, добившейся власти и огромного богатства благодаря цепи случайностей, в чём, в общем-то, они были полностью правы, но и при дворе герцога Витора Вьежского Налью встречали с плохо скрываемой злобой и завистью.

      Молодая графиня старалась не показывать, как сильно её задевает отношение окружающих, носила маску высокомерного пренебрежения к придворным и своим коллегам-владетелям, чем вызывала ещё большую озлобленность, порой – Налья это остро чувствовала – переходящую в откровенную ненависть.

      С семьёй герцога у неё тоже не заладилось. Если, конечно, не считать самого герцога Витора, относившегося к ней хотя бы нейтрально, что для Нальи уже было хорошо.

      Уранию она тогда почти не знала, её братьев, особенно младшего, тихо презирала, а с герцогиней, после того как той злые языки нашептали о якобы развратном поведении молодой вдовы, дошедшем до постели с самим герцогом, возникло состояние необъявленной, но активно ведущейся войны.

      Единственную свою подругу со времён детства Налья потеряла в тот же год, что и родителей с братом, и по той же причине. В Омине она новыми друзьями не разжилась, кроме Гирша, а при дворе и подавно.

      Появление во Вьеже её троюродного племянника по мужу стало для Нальи настоящим праздником. Пусть он был моложе её