Мужчина апреля. Карина Добротворская

полку, стала натягивать сапоги. Ника прислонилась к стене, скрестила руки, смотрела, как я обуваюсь. Я подняла голову:

      – А у тебя учеба во сколько?

      – У меня сегодня онлайн-классы.

      Я кивнула:

      – Интересные?

      Ника закатила глаза:

      – Кройка. Жуткое занудство. Отложите три миллиметра сюда. Прочертите прямую линию. Вытачка сюда…

      – Вот дерьмо! – Я подняла левый сапог: подошва отвалилась и была похожа на челюсть. Просит каши, как говорилось в старину.

      Ника взяла сапог, брови сдвинулись. Она не расстроилась, а сразу стала искать выход. Ника любит работать руками, этого у нее не отнять. Обидно, что ее отфутболивают туда-сюда, с одной работы на другую. Она давно получила «полное социальное восстановление». Казалось бы, проехали, страница перевернута. Но нет. Для всех работодателей Ника, похоже, навсегда останется человеком «с судимостью». Я смотрела на нее. На идиотский сапог в ее руках. И понимала, что никогда не смогу от нее уйти. Можно выбросить треснувшую тарелку. Или разорванный сапог. А с людьми так нельзя. Нельзя – и точка.

      – Заклеить, я думаю, можно, – сказала она.

      – Только на работу мне надо прямо сейчас.

      Я встала, подняла крышку обувного ящика, стала перебирать коробки с обувью. Увы, у нас с Никой разный размер.

      – Я попробую починить, – сказала Ника сапогам. – Если клей не возьмет, прошью. Или схожу в мастерскую, пусть чинят. Сапоги еще вполне ничего. – Она придирчиво их оглядела, потерла рукавом голенище. И неожиданно добавила: – Задолбало только все это ужасно.

      Я вытащила туфли.

      – Ну тогда не неси. – Втиснула ноги в туфли, потопала. Слегка тесные и сухие после зимовки.

      – А тебя не задолбало?

      Еще один бессмысленный диалог, который повторяется регулярно: Ника ноет, что невозможно, когда у тебя всего одни повседневные туфли – коричневые. А я в ответ начинаю нудеть: а сколько тебе надо пар туфель – пять? У тебя ж не десять ног. У всех по одной повседневной удобной паре и по одной нарядной – правила для всех одинаковые. А она: я – не все. А я: ты сама выбрала коричневые. Или: а что, лучше как раньше, когда вся планета завалена горами выброшенного барахла? На что Ника обычно поджимает губы: «Я не про планету говорю, а про наш собственный шкаф». Или демонстративно хлопает дверью.

      Повторять все это мне сейчас не хотелось. И я просто ответила:

      – Нет, меня не задолбало.

      Ника осеклась. Вздохнула. Сказала уже миролюбиво:

      – Слушай, не простыла бы. В туфлях. Там дубак.

      – Апрель! – возразила я.

      – Первое апреля, – уточнила Ника.

      Обычно уточнять приходится мне. Я улыбнулась:

      – Ладно. Тогда велик отменяется. Поеду на трамвае. Чтобы не простыть.

      Ника постучала сапогом о сапог. Лицо деловое, почти счастливое. Наконец она может что-то проконтролировать, сделать, завершить. Пусть это всего лишь и подошва.

      – Опаздываю – жутко! – Я схватила сумку, намотала шарф.

      Ника рассеянно ответила на мой поцелуй: сапоги она прижимала к