Мужчина апреля. Карина Добротворская

вознаграждается: зарплатой государственной служащей 14-й категории. Слез у меня не было, хотя хорошо бы сейчас вместе с Никой посетовать на судьбу. Я бы хотела уметь плакать, как она, когда вся боль и обида из тебя выливаются ручьями. Не получается. Когда я последний раз плакала? Даже не помню. Ника увидела мои сухие глаза и надулась, закусила губу.

      – Наверное, ты меня больше не любишь, – сказала Ника бесцветным голосом – она всегда говорит таким голосом, когда обижается.

      – Не говори ерунды, – ответила я тоже привычно. – Это ведь и мой ребенок тоже. Мне тоже больно. Так же больно, как тебе.

      – Не тебе его носить и не тебе его рожать. Не тебя накачивали гормонами и не из тебя выцарапывали яйцеклетку. Я так хотела быть матерью, а не гребаной матрешкой!

      – Не надо так, мы же с тобой обо всем договорились. И ты сама так решила. Мне и тебя жалко, и себя жалко, и этого бедного мальчика жалко. Но зачем страдать из-за того, что мы не можем изменить?

      – Все равно это ужасно нечестно. Все вокруг рожают девочек, даже те, кто не очень-то и хотел.

      – Налог есть налог.

      – Как я не люблю, когда ты начинаешь вот так вещать! Как будто человеческая боль тоже подчиняется твоим проклятым законам.

      Я снова обняла Нику за плечи:

      – У нас еще будет девочка, я тебе обещаю. Все будет. У нас много времени впереди.

      – А ты захочешь потом девочку? Мне почти тридцать. А теперь еще носить мальчика. Девять месяцев. Псу под хвост.

      – Ну хочешь, я его выношу вместо тебя? Я правда могу… Можно попробовать подать заявку на пересмотр.

      – Ну да. Еще теперь в декрет уйди. Твоя подружка Лена и так тебя давно обскакала.

      Сменила тему. Хороший знак!

      – Да брось. Лена славная. Просто у нее – своя работа, а у меня – своя.

      – Лена – сука и карьеристка. Они тоже славные бывают.

      – Тебе видней.

      – Мне видней… Ты все-таки очень наивная.

      Главное, Ника постепенно успокаивалась.

      – Выношу я этого мальчика, куда я денусь… Матрешка. Почему они это так мерзко называют? Специально? Чтобы людям на нервы действовать?

      Я ошиблась: она снова начала заводиться. Но я не позволила:

      – Думаю, наоборот. Чтобы люди проще к этому относились. Матрешка – это же смешно. Чувства ни при чем. Просто дело. Поручение. Надо же их где-то брать, этих мальчиков.

      – Почему их в искусственной матке не вынашивают?! Раз об этом столько говорят?

      – Я не знаю.

      Она помолчала.

      – Я скоро буду толстая, уродливая… Лео вот уродливым не будет.

      – К Лео ревновать – это уж последнее дело.

      Раз Ника начала песню про Лео, значит, переключилась со своего мальчика на моего.

      – Для тебя все смешно, не важно и не относится к чувствам?

      Можно даже не слушать, что она там говорит. Главное, со всем соглашаться и просить прощения.

      – Ты права, дорогая. Прости меня, пожалуйста.

      Сработало и в этот раз. За завтраком Ника была уже в порядке, хотя и сидела за столом надутая, позволяя за собой ухаживать, как будто она – уже беременная и госслужащая одновременно. Как все, кто вынашивает мальчиков.

      – И зарплата. Куча денег! – напомнила я. – Ты уже посчитала сколько?

      Ника получает базовый доход, это значит – часто меняет профессии. Какая сейчас требуется на рынке труда, на такую и меняет, от нее это не зависит. Но на двенадцать месяцев – беременность и постродовая реабилитация – у нее будет контракт государственной служащей. Зарплата! Настоящая зарплата. Денег больше, а главное, это другие деньги – государственные, более престижные.

      Лицо ее прояснилось.

      Она подвинула к себе телефон, стала искать информацию поконкретнее.

      Я сварила кофейный цикорий со вкусом корицы, достала свой и Никин протеиновые коктейли, булочки. Отсканировала все своим телефоном. Протянула руку:

      – Дай свой телефон.

      – Угу. – Ника не слышала, погрузившись в упоительный мир тарифных сеток.

      Я вытянула телефон у нее из рук. Открыла приложение. Сканер пискнул: протеиновый коктейль, протеиновая булочка. На экране замигала красная точка. Булочку пришлось убрать. У Ники перебор. После выходных – обычное дело.

      Я сунула ей телефон обратно.

      – А булочка?

      – Сорри.

      Ника надулась. Отпила коктейль, поморщилась:

      – Клубничный? Я же хотела апельсиновый, я этот клубничный уже видеть не могу! Неужели трудно заменить?!

      Ника в своих вкусовых пристрастиях так непостоянна, что никакая нутри-доставка за ней не поспевает.

      – Хочешь, возьми мой. Ванильный.

      – Не все, как ты, пьют одно и то же с двенадцати лет, – буркнула она.

      – Мне нравится ванильный. Зачем менять то, что нравится?

      – Дай