Ваше благородие. Олег Северюхин

за исполнение преступных приказов. И все полицейские, которые ходят вокруг в полицейском участке, это уже приговоренные то ли к смерти, то ли к каторге ГУЛага, приближающейся революцией. Они пока не знают, что будет через десять лет, а я знаю, и знаю, что все эти протоколы и медали отрезают мне путь в число строителей нового общества. Даже мое офицерское будущее будет являться основанием для расстрела. Вместе с офицерами и полицейскими первые революционеры будут расстреляны и похоронены в массовых могилах на расстрельных полигонах.

      Часам к семи после полудня, предварительно почистив костюм в полицейском участке, я добрался домой. Марфа Никаноровна и Иннокентий Петрович с тревогой ожидали меня.

      Марфа Никаноровна очень умная женщина и не бросилась ко мне на шею, соблюдая внешние приличия, хотя все и так догадывались о наших близких отношениях.

      – Мы уже наслышаны, – сказал Иннокентий Петрович. – Убитого и раненого доставили к нам. С раненым ничего страшного, будет бегать, а второго наповал. Он даже испугаться не успел. Ничего не чувствуете?

      – А что чувствовать? – спросил я. – Все произошло быстро и на расстоянии. Да и мне кажется, что морально я уже давно был готов к этому. А почему, не знаю.

      Чего тут не знать, если все военные училища с первого дня готовят людей к тому, чтобы они могли убивать врагов, защищая свое Отечество, и я учил своих солдат убивать врагов. И тот, кто научит своих солдат убивать, тот будет успешным командиром и полководцем, который сумеет сдержать любого врага и одержать победу в любом сражении.

      Вы не замечали, почему в одних боях фашисты триумфально шествовали, а в других боях застревали и не могли сдвинуться ни на шаг?

      А все потому, что в первом случае солдаты стреляли не во врага, то есть в человека, а в белый свет как в копеечку. И враг знал, что в него не стреляют, и бесстрашно рвался вперед.

      Во втором случае враг видел, что в него стреляют прицельно, что вокруг падают убитыми его товарищи, и он быстро падал на землю, окапывался при помощи своей лопатки, чтобы остаться в живых. Бывали случаи, когда отделение снайперов останавливало атаку полка или батальона превосходящего противника. И так во всех войнах. Третьего не бывает. Либо ты воин, либо ты не воин.

      – Ладно, – сказал я, – как говорят у нас: нечего тянуть резину, по рублю и к магазину. Это так, шутка, водка уже стоит в погребке. Режем ветчину, огурчики, помидорчики, и я еще купил кусочек свежей осетрины, сейчас мы ее поджарим и у нас получится отличный стол, чтобы обмыть георгиевскую медаль.

      По части рыбы я специалист. Осетрину быстро помыл, нарезал тонкими пластинками и в раскаленное масло на сковородке, благо Марфа Никаноровна уже развела таганок. Тонкие кусочки рыбы жарятся очень быстро, чуть только рыба поменяет цвет. Осетрина из перламутровой должна превратиться в белую, и ее нужно сразу снимать.

      Граненые стеклянные рюмки на ножках были емкостью сто граммов. Я налил полные рюмки, опустил в свою медаль и сказал:

      – Ну, чтобы